— Я тут не для того, чтобы вести беседы. Только заберу то, что мне принадлежит.
Я оборачиваюсь на диван. Смотрю на то, что когда-то было Хулио, а теперь хватает воздух, клацая зубами.
— Нет, — говорю я. — Его ты никуда не заберешь.
Джаветти театрально вздыхает:
— В таких ситуациях говорят «через мой труп»? Мы это быстренько можем устроить.
— И что? Перестреляем друг друга? Ты продырявишь меня, а я тебя?
Джаветти раздумывает.
— Ты прав, — говорит он. — Хулио, убей его.
Хулио бросается вперед с дивана с нечеловеческой скоростью. Я уворачиваюсь и успеваю проделать у него в груди две дырки, из которых не течет кровь, но в которые могли бы пройти поезда. Глушитель превращает выстрелы в глухие удары. Но Хулио даже не замедляется.
Мариэль кричит и бежит к нему. Он отталкивает ее с такой силой, будто он чертов бульдозер. Она впечатывается в стену, и я слышу треск костей, словно они из стекла.
За секунду понимаю: приоритеты изменились. Поворачиваюсь к Джаветти, но он уже на мне. Старикан передвигается, как долбаный ниндзя. Выбивает пушку из моей руки. Я бью его левой, но он успевает увернуться, как будто ему двадцать.
Бьет пинком в больное колено. Сухожилия рвутся, коленная чашечка вылетает. Я падаю на пол, захлебнувшись в агонии, но успеваю засветить Джаветти в челюсть. И в этот момент меня хватает за горло Хулио.
Отрывает от пола. Трясет, как пес плюшевую игрушку. Мне не хватает воздуха. Я его колочу, но без толку. Вырываю кусок шероховатой кожи на горле, но ему насрать. Он сдавливает мне трахею, и я не могу его остановить.
В легких дикая боль. Я чувствую, как выкатываются глаза. Давление в голове настолько сильное, что у меня ощущение, будто я горю. Горит лицо и грудь. В глазах темнеет, по бокам — все оттенки серого. Не осталось ничего — только тщетные попытки вдохнуть еще хоть раз.
И за тысячу километров отсюда я слышу, как смеется Джаветти.
Глава 4
На меня льется вода, и пара секунд уходит на то, чтобы вспомнить: я не в тюрьме.
В девяностых я три месяца просидел в окружной тюряге за вооруженное нападение, однако суд присяжных так и не пришел к единому мнению.
Вокруг серо-зеленая промышленная краска, грязный белый кафель. Когда я открываю глаза, передо мной как будто сверкают кадры из прошлого.
— Проснись и пой. — Джаветти бросает на пол пустое ведро, а я сплевываю воду.