Бесчинства викингов зачастую сильно преувеличены; в действительности северяне ненамного превосходили жестокостью остальных своих современников, зато способствовали интеграции западных и восточных окраин Европы и вовлекали Скандинавию в основное русло европейского политического развития. Совершавшие первые набеги выходцы из разрозненных языческих племен, далеких от имперской или монархической власти, быстро осознали, какие преимущества дает принятие христианства и централизованная власть. Однако даже переняв религию и принципы государственного устройства у южных соседей, скандинавы в силу малочисленности и удаленности от основных центров экономико-политической активности могли играть лишь второстепенную роль в развитии Северной Европы и Британских островов после XI века.
Путешествия в Северной Европе IX века
В конце IX века английский правитель Альфред Великий взялся за перевод на англосаксонский язык «Истории против язычников» Павла Орозия, представляющей собой отповедь попыткам обвинить христианство в упадке Римской империи. Написанный в V веке трактат Орозия не утратил авторитетности и тысячу лет спустя, в разгар культурно-политической интеграции Северной и средиземноморской Европы. Чтобы восполнить недостаток сведений о северных землях, в перевод было включено несколько вставок о североевропейских краях и рассказы о трех плаваниях в Скандинавию и Балтику. Самым отважным героем этих повествований выглядит Охтхере,[600] норвежский торговец, землевладелец и китобой из Халогаланда — узкой прибрежной равнины за Полярным кругом. Из чистого любопытства — «узнать, как далеко на север лежит эта земля и живет ли кто-нибудь к северу от этого необитаемого пространства»[601] — Охтхере решил заплыть за Нордкап, границу китобойного промысла в трех днях пути на север от Тромсе. От Нордкапа он двинулся на восток, затем повернул на юг и в общей сложности за девять дней дошел до устья реки Варзуга на Кольском полуострове. Тамошние земли «очень густо заселял» народ, чей язык был похож на финский, который Охтхере знал от торговцев, добиравшихся в Халогаланд через горы. Предприимчивость Охтхере не пропала даром: на Кольском полуострове в изобилии водились моржи, ценившиеся за клык (несколько таких клыков были преподнесены Альфреду) и шкуру, которая «очень хороша для канатов», особенно стоячего такелажа и гарделей.
Второе свое плавание Охтхере совершил из Халогаланда на юг в Каупанг[602] (буквально «торговое место») на берегу Осло-фьорда, а оттуда в Хедеби, крупный торгово-ремесленный центр в южной части полуострова Ютландия. Сколько Охтхере пробирался в обход «северного пути» (то есть Норвегии) из Халогаланда, неизвестно, но по его собственным словам, если останавливаться на ночь, путь займет около месяца. За пять дней плавания на юг от Каупанга он прошел вдоль берегов Швеции, затем через датские острова и поднялся на двадцать две мили по Шлей-фьорду до Хедеби. Этот защищенный порт был основан датским королем Готфридом, который в начале X века перевез туда купцов из разоренного Рерика, расположенного в 120 милях к юго-востоку, намереваясь перекрыть Карлу Великому выходы к балтийской торговле.
Хедеби упоминается и в рассказе современника Охтхере Вульфстана[603] — англосакса, по-видимому, тесно связанного со скандинавскими поселенцами в Англии. Как следует из вставки в «Истории против язычников», он проплыл четыреста миль за семь дней на восток от Хедеби мимо Веонодланда (нынешние Германия и Польша) к устью Вислы. Конечной его целью был расположенный там порт Трусо. Вульфстан не приводит подробностей ни о своем судне, ни о пути следования, а из товаров упоминает только рыбу и мед, который служил основным подсластителем в течение долгих веков до знакомства Европы с сахаром.
Охтхере и Вульфстан перечисляют множество мест, представлявших для современников далеко не праздный интерес. Кроме четырех упомянутых крупных областей — севера Норвегии, юга Скандинавского полуострова, Ютландии и устья Вислы, — оба путешественника располагали сведениями о Британии. В тексте Охтхере встречаются также Ирландия, Оркнейские и Шетландские острова. Вульфстан демонстрирует знакомство с путем к порту Бирка на острове Меларен к западу от современного Стокгольма. Пройдя южнее основных островов Датского архипелага и Сконе (ныне шведского, а тогда находившегося под датским владычеством), мимо острова Борнхольм («земля бургендов», которые, мигрировав на юг, дали название нынешней Бургундии), нужно было повернуть на север за островами Эланд и Готланд и держать курс на Стокгольмский архипелаг, в 500 милях от которого располагался Хедеби, а в 350 к югу — Трусо.
Какими маршрутами Охтхере и Вульфстан добирались к королю Альфреду, в хрониках не указано, однако логика подсказывает три. Охтхере мог приплыть из Норвегии в королевство викингов Йорк (Йорвик), столица которого представляла собой процветающий торгово-ремесленный центр с населением от десяти до пятнадцати тысяч человек — огромные размеры для североевропейского города тех времен.[604] Оттуда к устью Темзы можно было без труда пройти вдоль берега. Вульфстану, скорее всего, пришлось преодолевать двенадцать километров волоком от Хедеби до Айдера, впадающего в Северное море. Затем, держась фризского побережья, он мог выйти к устью Рейна и оттуда добраться до Британии, повторяя излюбленный путь фризских посредников в торговле между Балтикой и Северным морем. Впрочем, Вульфстан мог пройти от устья Айдера к Йорку и напрямую.
В обоих рассказах — норвежца Охтхере и Вульфстана, имевшего как минимум прочные связи со скандинавской общиной, — примечательно отсутствие упоминаний о набегах, грабежах и каких бы то ни было схватках. Как-никак, конец IX века — это разгар экспансии викингов. Примерно в то же время, когда Охтхере и Вульфстан повествовали о своих плаваниях Альфреду, норвежские викинги заселяли Исландию, Роллон осаждал Париж (впоследствии ему достанется во владение Нормандия); принадлежащий викингам Дублин был процветающим торговым городом, столица варяжской Руси вот-вот должна была переместиться из Новгорода в Киев, ближе к богатствам Византийской империи, а Альфред Великий сдерживал наступление датских викингов на англосаксонский Уэссекс. Тем не менее и Охтхере, и Вульфстана, судя по всему, заботит исключительно добыча узкоспециализированного или престижного товара. Не менее поразителен сам факт совершения таких плаваний, поскольку до VII века скандинавы были в принципе не знакомы с парусом. Повествования Охтхере и Вульфстана, задающие столько разноплановых загадок, служат превосходной отправной точкой для исследователей развития дальнего мореплавания в Северной Европе.
Мореплавание в Северо-Западной Европе до падения Римской империи
Учитывая близость северных европейцев к историческим центрам средиземноморской культуры, сравнительное отставание в переходе к централизованной власти и строительству городов, не говоря уже о применении паруса, кажется странным. Тем не менее жители Ближнего Востока и Греции смотрели на Северную Европу как на дикие края, откуда приходят варварские орды вроде «народов моря», и немногие сведения о севере воспринимали скептически. Геродот в описании этих земель осторожничал, «ибо я не допускаю существования реки, которую варвары называют Эриданом, которая будто бы впадает в Северное море и от которой, как говорят, приходит янтарь; не знаю я также, действительно ли существуют Оловянные острова, с которых приходит к нам олово… Я не могу найти ни одного очевидца, который подтвердил бы, что по ту сторону Европы есть еще море».[605] Торговый обмен между севером и югом велся за много веков до Геродота и греческой колонизации Черного моря, о чем свидетельствует балтийский янтарь на корабле из Улубуруна, затонувшем в XIV веке до н. э. Но как этот обмен осуществлялся, нам неизвестно. Олово из Корнуолла на юго-западе Британии поступало в Средиземноморье через Бискайский залив, а далее по Луаре и Гаронне.[606] Знакомство Северной Франции и Западной Германии с греческим и этрусским товаром состоялось еще в VI веке до н. э., что подтверждает найденная при раскопках бронзовая чаша для смешивания вина и воды на 1100 литров. Эта чаша — так называемый викский кратер[607] — была, вероятно, изготовлена в Спарте, перевезена вверх по Роне и Соне, затем на небольшое расстояние по суше к верховьям Сены, которая течет на север через Париж в Ла-Манш.
Подобные речные маршруты были отличительной чертой европейского субконтинента. Транспортное и торговое сообщение по рекам осуществляется не только в этом регионе, но проходимых речных путей, соединяющих моря или океаны по разные стороны материка, наберется немного, тогда как европейские реки, связывающие Средиземное, Черное и Каспийское моря на юге и востоке, Балтийское, Северное моря и Атлантический океан на севере и западе, поражают многочисленностью. Самый протяженный из этих маршрутов проходит по Дунаю и Рейну, берущим начало в ста километрах друг от друга в Альпах (их притоки сближаются еще теснее) и тем самым обеспечивающим почти непрерывный речной путь через всю Европу от Черного до Северного моря. Центральная Европа и европейская часть России покрыты густой речной сетью. Дунай, Днестр, Днепр текут на юго-восток к Черному морю, а от их верховьев довольно легко добраться до Эльбы, текущей на северо-запад к Северному морю, а также до Одера, Вислы и Западной Двины, впадающих в Балтийское море. Процветание центру торговли IX века Новгороду и его предшественнице Старой Ладоге обеспечило расположение на Волхове, текущем на север из озера Ильмень в Ладожское, которое Нева соединяет с Балтикой. Озеро Ильмень, в свою очередь, питает река Ловать, протекающая в относительной близости от Днепра. Новгород главенствовал в торговле между Балтикой и Византией, пока его не потеснил стоящий на Днепре Киев. Второй маршрут по Днепру включал его приток Припять и короткий отрезок волоком к Бугу, притоку Вислы. Дальше к востоку всего в трехстах с небольшим километрах от Балтики (и в непосредственной близости от Западной Двины и Днепра) начинаются верховья Волги, устремляющейся к Каспийскому морю. Этот маршрут обеспечивал североевропейским торговцам почти прямой выход на среднеазиатский Шелковый путь и иранский рынок. В низовьях Волга успевает подступить к Дону почти на сто километров, прежде чем тот разойдется с ней и повернет на запад к Азовскому и Черному морям.
В IV столетии до н. э. купцы Западного Средиземноморья после двухвекового перерыва, вызванного переселением кельтов, возобновили торговлю с севером. Одним из самых оживленных маршрутов был коридор Од — Гаронна — Жиронда, ведущий от Нарбонны на Средиземном море к Бордо в Бискайском заливе.[608] Этот путь предпочитали греческие торговцы из Массилии (нынешний Марсель), один из которых, Пифей, возможно, именно так добирался до Бискайского залива в 320-х годах до н. э. Его рассказ о путешествии, названный «Об океане», дошел до нас лишь цитатами в трудах более поздних авторов (не все из которых доверяли его заявлениям), но примерно наметить его маршрут мы можем. Достигнув Бискайского залива, он отплыл в Бретань. Высокие приливы на атлантическом побережье и в Ла-Манше — до 4,5 метра в бухте Киберон и 16 метров у острова Мон-Сен-Мишель, тогда как средиземноморские не достигали и метра, — неизменно изумляли средиземноморских моряков, и Пифей, вероятно, уделил им немало внимания. Переплыв из Франции в Корнуолл, он двинулся вдоль западного побережья Великобритании к Оркнейским и Шетландским островам, лежащим севернее Шотландии и заселенным к IV тысячелетию до н. э. В дошедших до нас цитатах встречается загадочное утверждение, что за шесть дней он доплыл до земли под названием остров Туле, где солнце светит почти двадцать два часа, — это могла быть либо Исландия (как считали средневековые авторы), либо Норвегия. Даже если его заметки основаны на слухах, а не на личном опыте, из них следует, что западноевропейские мореходы (в отличие от населения материковой Скандинавии) уже к этому времени добирались до Полярного круга.
Повернув на юг, Пифей мог какое-то время держаться восточного берега Великобритании, а затем пересечь Северное море и зайти в Нидерланды — еще один источник янтаря. Если Пифей действительно пересекал Северное море, то, судя по всему, затем двинулся дальше в обход Британии, окружность которой составляла, по его подсчетам, от 6860 до 7150 километров[609] (он ошибся всего на 3–7 процентов). Вычислил он это, скорее всего, сопоставляя время перехода и широту, определяемую по полуденной высоте солнца и по другим данным. Астроном Гиппарх, переведя его вычисления около двух веков спустя, получил очень точные 48°42́N в Бретани, 54°14́N (вероятно, остров Мэн), 58°13́N (остров Льюис во Внешних Гебридах) и 61° на Шетландских островах, где световой день, как и утверждал Пифей, длится по девятнадцать часов.
Стойкий интерес жителей Средиземноморья к Северо-Западной Европе наметился во времена завоевания северной Галлии Юлием Цезарем — завоевания, подготовившего плацдарм для двух морских кампаний против парусного флота венетов в Западной Франции и Бискайском заливе и для двух переходов через Ла-Манш в Британию в 50-х годах до н. э. Хотя Галлия стала римской провинцией в 51 году до н. э., гражданская война помешала римлянам воспользоваться успешным вторжением Цезаря в Британию, а когда все успокоилось, Август и его преемники принялись отодвигать границу римских владений на север от Рейна — по суше и по морю. Около 10 года до н. э. флот Августа нагрянул в Ютландию, а двадцать пять лет спустя другой флот, насчитывавший, как сказано, тысячу кораблей, дошел до реки Эмс, которая впадает в море чуть севернее нынешней границы между Нидерландами и Германией. Несмотря на эту и другие демонстрации силы и могущества, дальше Рейна и Дуная владычество Рима на континенте не распространилось.[610] Клавдию удалось создать постоянный провинциальный флот в Германии и Британии, куда он вторгся в 43 году н. э. На
Богатства римской Галлии по-прежнему манили германские племена из-за Рейна. Во время восстания 69–70 годов правитель Батавии (земель в устье Рейна) Гай Юлий Цивилис «на биремы и на суда с одним обычным рядом гребцов посадил бойцов, окружил корабли несметным количеством барок, несших по тридцать-сорок человек каждая и вооруженных наподобие либурнских кораблей… Над лодками поднялись пестрые солдатские плащи, которые варвары использовали вместо парусов».[613] В его командах оказалось много батавов, служивших в
Это достижение послужило предпосылкой к самому крупному морскому прорыву в тогдашней истории Европы и Средиземноморья. Усмирив приграничные области, Проб переселил бо́льшую массу франкских племен на черноморское побережье Малой Азии. В 279 году «некоторые из них восстали и разорили всю Грецию своим многочисленным флотом»,[615] собранным из всех кораблей, которые им удалось угнать в окрестностях. Бывшие арестанты двинулись на Сицилию. Они высадились на Сицилии, «где напали на Сиракузы и истребили там многих жителей. После этого они переплыли через море в Африку и, хотя были отбиты от Карфагена местным гарнизоном, оказались в состоянии вернуться домой [на побережье Северного моря] через Гибралтар».[616] Самый ранний из саксонских морских набегов на Галлию, в котором приняли участие также даны и фризы, состоялся два года спустя. Он еще сильнее подточил силы осаждаемой со всех сторон империи и закончился сожжением
Варварские племена продолжали перебираться через Рейн на протяжении всего IV века, а в начале пятого столетия вторжение варваров в Галлию положило конец римскому владычеству в Британии. В 410 году император Гонорий увел свои легионы и «направил послания городам Британии, призывая их позаботиться о себе своими силами».[618] В последовавшей неразберихе коренные правители бриттов стали привлекать английских, саксонских и ютских наемников с континента на борьбу с захватчиками и друг с другом. Этим они вырыли яму сами себе, поскольку «известия о победе саксов вместе со слухами о плодородии острова и о слабости бриттов достигли их [саксов] родины».[619] Получив от бриттов земли и обещание платы за готовность «сражаться против врагов страны ради ее мира и спокойствия»,[620] новоприбывшие расширили свои владения. К середине VII века в состав современной Англии входили семь королевств: английские Нортумбрия, Мерсия и Восточная Англия, саксонские Эссекс, Сассекс и Уэссекс и ютский Кент. Уэльс и Шотландия оставались в руках бриттов. Саксонские моряки закрепились на Луаре, откуда вместе с данами совершали набеги на долину Гаронны и Пиренейский полуостров. После краха римской власти в Галлии и Италии Западная империя прекратила свое существование.
Германские племена прельщало богатство Галлии и Британии, о процветании которых свидетельствовали не только крупные города и крепости, но и морские пути вдоль берегов Галлии от Рейна до Гаронны, а также связывающие Галлию с Британией. Высокопоставленные бритты, римские государственные деятели и военные на всех подвластных Риму землях старались приобрести вино, оливковое масло, стекло, украшения, керамику и оружие из Галлии, а Британия экспортировала зерно, скот, золото, олово, железо, невольников, шкуры и охотничьих собак в порты в устьях Рейна, Сены, Луары и Гаронны. На затонувших кораблях того периода в большом количестве встречаются и более прозаичные грузы: например, баржа II века, откопанная в лондонском районе Блэкфрайерс, везла известняк — типичный для тех времен строительный материал.[621] Хотя камень, добываемый в Кенте, транспортировали по Медуэю и Темзе, изъеденный морскими древоточцами корпус свидетельствует, что судно много ходило по морю. Находки, связанные с затонувшим кораблем III века из Сент-Питер-Порта на острове Гернси, показывают, что его команда из трех человек возила товар с Пиренейского полуострова на Северное море, и в последнее плавание в трюме, среди прочего, находились бочки со смолой из Ландов на юге Франции.[622] Торговые пути римской эпохи пострадали от варварских нашествий, но не были уничтожены полностью. Навстречу последним римским легионам, покидающим Британию, тянулись в Ирландию христианские миссионеры, да и престижные товары с дальних уголков Средиземноморья по-прежнему достигали Британских островов. Среди имущества короля Восточной Англии по имени Редвальд в погребальном корабле английского некрополя Саттон-Ху найдено блюдо из Восточного Средиземноморья, египетская бронзовая чаша и две серебряные ложки с надписями «Савл» и «Павел» греческими буквами.[623] Нашлись в захоронении и дары из мест поближе: тридцать семь золотых монет из меровингской Галлии, датированные от 575 года до 625-го — года смерти Редвальда и, надо полагать, погребения корабля, а также года чеканки самой поздней монеты с затонувшего судна А из Яссы-Ады.
Фризы и франки
Крах римской власти нарушил расстановку сил, сложившуюся на границе Рейн — Ла-Манш с I века, и основные морские пути имперского периода начали терять значение, поскольку торговля, перешедшая в другие руки, потекла через новые каналы. Первыми из народов Северной Европы в морской торговле выделились фризы, привычные к коварной стихии. В начале V века повышение уровня моря привело к затоплению части Нидерландов, а озеро, которое римляне называли Флевонским,[624] увеличившись вдвое, образовало Алмере.[625] Фризы могли бы бежать на возвышенности, но вместо этого они принялись осваивать подступающие со всех сторон воды, становясь самыми искусными мореплавателями в северных краях. К VI веку фризы наладили сообщение с франками и данами и наведывались в британские порты — Йорк и Лондон. В северном направлении торговля велась с Ютландией, где в VIII веке ради нее был основан Рибе, ставший впоследствии крупным торговым городом.[626] Основал его неизвестный датский правитель, надеявшийся пропустить торговые пути Северного моря через свои владения. Расположение имело немалые преимущества: пересекать полуостров по суше — шестьдесят километров до Коллинг-фьорда — было гораздо удобнее, чем идти через Скагеррак и Каттегат или преодолевать сто миль змеящегося между Ютландией и островом Веннсюссель Лим-фьорда.[627] В основном в Рибе торговали фризские и франкские купцы с Северного моря, однако товары из Норвегии, Бирки, с Балтики и даже Черного моря встречались тоже, подтверждая тем самым, что восточное направление скандинавских и славянских торговых путей складывалось уже тогда.