Я немного теряюсь от фамильярности Ярослава, но я в ней не слышу надеменности, презрения или насмешки. Она такая. Дружелюбная, будто я с ним сто лет знаком.
— Блин, пардон, Антонина, — Ярик вздыхает. — Как-то я начал не так, да? Ну, я же деревенский. Невоспитанный.
— Все в порядке, — сдержанно отвечаю я.
— Блин, а по тону так и не скажешь, — цыкает Ярик. — Бубенчики босса в целости?
Я поднимаю взгляд на Глеба, который устало проводит рукой по лицу и подпирает подбородок кулаком:
— Ярослав… Мои бубенчики в целости.
— Не отрезала?
— Нет.
— Это хорошо, — Ярик чем-то шуршит. — Босс, погоди… — замолкает и рявкает. — А ну, пошли отсюда! Что у вас там?! Где родители?! Отошли от моей машины!
— Да это не машина, а корыто!
— Я тебе за корыто уши оторву! Это раритет!
— Глеб, — шепчу я. — Что происходит?
— Я не знаю, — он медленно моргает.
— Что за дети пошли?! — возмущенный Ярик возвращается к нам. — Они мне на двери мужской половой орган нацарапали. Художники, блин. И знаешь, Глеб, неплохо получилось. Анатомично, я бы сказал.
— Ярослав, — медленно выдыхает Глеб.
Кажется, хлопает дверца машины, дальше Ярик покряхтывает, и все это сопровождается непонятной возней на фоне.
— Короче… — говорит Ярик и загадочно замолкает.
— Ярик, я сама готова тебе бубенцы подрезать, — цежу я сквозь зубы. — Зачем звонил.
— О встрече прошу, — Ярик тяжело вздыхает. — Это не телефонный разговор. Тут надо лица видеть, глаза…
— Разговор касается Нади? — тихо спрашиваю я.