– Вы лечили Филипа от этой… болезни? – наконец спросила она.
– Нет, конечно! Я сказал ему, куда следует обратиться – ему и вам, естественно. Я не собираюсь прикрывать его. Если бы мы не забыли о своей ответственности за все и всех, мир не превратился бы в то, во что он превратился!
– То есть он обратился к вам за помощью, а вы отказали?
– Я же говорю вам, – буркнул Клейфорд, – я рекомендовал ему обратиться к специалистам.
Неожиданно Денис почувствовала, что уже не видит доктора – жгучие слезы полились из ее глаз. Одним резким движением она встала и выпрямилась, словно тетива лука, со щелчком выпустившая стрелу.
– Ты – старый ублюдок! – воскликнула она. – Самовлюбленный осел. Ты лжец! Это вы отравляете мир, вы и ваше поколение! Вы делаете моих детей калеками. Вы позаботились о том, чтобы они никогда не ели чистую пищу, не пили свежую воду, не дышали воздухом без химии. А когда кто-нибудь приходит к вам за помощью, вы поворачиваетесь к нему спиной!
Неожиданно для самой себя она принялась швырять в Клейфорда все, что попадалось ей под руку, – большую стеклянную чернильницу, залившую великолепными черными чернилами его белую рубашку, книгу, пачку бумажных листов.
– Филип совсем не такой! Не такой! Он мой муж, и я люблю его!
Денис резко развернулась. Перед ней оказался шкаф со стеклянными дверцами, полный книжек по медицине. Она ухватилась за одну из дверец шкафа и всем весом надавила на нее. Как это было чудесно – услышать, как дверца лопается и рассыпается по полу звонкими мириадами осколков!
В конце концов, все это застраховано в «Городе Ангела».
И Денис вышла из кабинета.
Какой позор!
– Господи! – сказал мистер Бамберли, склонив голову за столом из мореного дуба, – войди с молитвой в наши сердца, и так же, как эта пища питает наши тела, напитай словом своим наши души. Аминь!
«Аминь!» – отозвался нестройный хор, и ему вторили своим глухим позвякиванием фарфор и столовое серебро. Молчаливая темнокожая толстушка, работавшая у Бамберли служанкой, – ее звали Кристи – предложила Хью на выбор булочку или ломтик хлеба из хлебной корзинки. Хью взял булочку. Как обычно, в салате было слишком много уксуса. Язык от него точно в трубочку сворачивался.
Хью приехал на выходные из колледжа и теперь, после посещения церкви, участвовал в ритуале семейного ланча. Слугам тем не менее не было предоставлено возможности реализовать свои религиозные пристрастия, хотя и Кристи, и Этель, повариха, были религиозны – часто можно было слышать, как они на кухне распевают псалмы.
Но воскресным утром, часов с шести, они пахали, как рабы, чтобы приготовить ланч на всю семью.
Напротив мужа, с физиономией, на которой застыла кукольная улыбка, сидела миссис Бамберли, пухляшка Мод. Она была на десять лет моложе своего супруга и имела «ай-кью» на десять пунктов меньше, чем было у него. Мод боготворила мужа и иногда на собраниях местных женских групп говорила, насколько он хороший и расчудесный. Она сидела в жюри конкурса флористов, а также регулярно давала интервью разным газетам и телевидению, когда какой-нибудь фрик усыновлял темнокожего ребенка. Она ведь сама, благодаря помощи своего замечательного мужа, усыновила многих, и, когда ей задавали провокационные вопросы относительно расовых и религиозных характеристик ее приемных детей, Мод давала правильные ответы: ребенок, цвет кожи которого отличается от цвета кожи всей семьи, чувствует себя таким несчастным, и, конечно, каждый родитель желает, чтобы его дитя придерживалось той же веры, что и старшие члены семьи!
Позади кресла, на котором сидела Мод, на стене, флокированной под дорогой бархат, висел портрет ее деда. Тот когда-то служил архиепископом местной церкви и на портрете был изображен в костюме джентльмена из Новой Англии, приверженца добрых английских традиций верховой псовой охоты, – в красном камзоле и коричневых сапогах, но с высоким пасторским воротником и черным шелковым пластроном.
Костюм убийцы, как решил для себя Хью.
После салата – хотя Хью успел перехватить чуть больше ложки – последовала холодная рыба под майонезом, к которой он даже не притронулся, поскольку это был морепродукт.
ebooksa