Я пробежалась по строкам глазами, надеясь увидеть намек на какой-нибудь симптом, хоть что-то. Но полстраницы красивого почерка и витиеватых фраз сообщали ровно то же, что Лиам описал в двух предложениях.
— Давай все равно его навестим.
— Он же болен.
— Вот поэтому мы к нему и заглянем. — Возможно, дело было в лишней чашке кофе, но я вся вибрировала от нетерпения, от ощущения незавершенности. Ледяная сырость за окном, из-за которой я была вынуждена торчать дома, ситуацию не облегчала. — Ты ведь врач. И его друг. Ты хочешь ему помочь. — Мы вышли из ролей и переговаривались едва слышно, склоняясь друг к другу над столом. — Такие ведь у нас инструкции. Нам нужно к нему съездить.
Лиам поднялся и взглянул на меня.
— Я его, разумеется, навещу. Но не ты.
Я ощутила всплеск раздражения, хотя он был прав. Здесь я не врач, а не врачи не навещают больных знакомых. Все это я знала прекрасно, как знала и то, что говорилось в инструкциях команды проекта об этом этапе миссии.
Раздражало меня то, что о грядущей встрече с Генри я узнала в тот миг, когда пришло письмо, сообщившее об ее отмене. Я столько дней просидела, гадая, куда он запропастился, тогда как Лиам все знал, но ввести меня в курс дела не удосужился. Бывают минуты, когда замкнутость приобретает флер недружелюбия. Проявлялось это не только в его нежелании рассказывать о себе, но и в том, что он, казалось, был готов в любой момент надеть новую личину, как в тот первый вечер у Генри. В том, как он представлялся исконным британцем, хотя не был им. Он актер — или когда-то был им, — и мне, вероятно, стоило бы ожидать от него определенной изворотливости. Но меня это не устраивало: я его коллега и заслуживаю лучшего понимания, что он за человек на самом деле.
— Верно, это я и имела в виду, — наконец сказала я. — Только постарайся подметить все детали. Какого цвета его кожа. Спроси, как у него с аппетитом и перистальтикой. Не ел ли он чего-нибудь необычного. Проверь, нет ли жара. Посчитай пульс.
И здесь, возможно, крылась еще одна проблема. Лиам успешно вжился в роль джентльмена, но сумеет ли он войти в комнату больного и убедительно изобразить врача?
В 1815 году мало что знали о болезнях и устройстве человеческого организма, поэтому для того, чтобы сыграть доктора, достаточно было лишь принять задумчивый вид, почесать подбородок, обронить пару уместных фраз на латыни или греческом — врачи, как джентльмены, получали классическое образование. Нас ознакомили с положением дел в медицине в то время, с учением о соках — остаточным наследием Галена[17]. В теории Лиам был отлично подготовлен к этому этапу миссии: ему просто нужно было вести себя как подобает врачу и ждать, пока Генри поправится, поскольку это в конце концов и произойдет.
Знать, что ему будет очень плохо и что я никак не смогу облегчить его страдания, тоже было не очень приятно.
Лиам, с вызывающим спокойствием поедавший ветчину, так мне и не ответил.
— Ты все запомнил? — не выдержала я.
— Запомнил.
— Перечисли еще раз.
Он подлил себе кофе.
— Цвет кожи. Аппетит. Пищеварение. Что он ел. Жар. Пульс.
— И прощупай его живот, если представится возможность. — Врачи, будучи джентльменами, не прикасались к своим пациентам; задействовать руки было сродни ручному труду, не господским делом. Некоторые представители профессии уже начали оспаривать эту идею, но истинная научная революция в медицине по-прежнему находилась в самом зачатке.
Лиам бросил на меня озадаченный взгляд.
ebooksa