6. Ружья стрелка Шарпа. 7. Война стрелка Шарпа (сборник)

22
18
20
22
24
26
28
30

– Думаете, придут?

– Придут.

Запасы снарядов у французов были не бездонны, и если они стреляли всю ночь, то только для того, чтобы не дать противнику выспаться, заставить нервничать, сделать легкой добычей для пехоты.

Вывод был один – они придут с восходом.

А восход приближался – сначала бледный и чахлый, как смерть, он оживал, трогал застывшие в небе облака, менялся с серого на белый, с белого на золотистый, с золотистого на красный.

Красный – под цвет пролившейся крови.

– Сэр! Мистер Шарп!

– Вижу!

Неясные фигуры смешивались с тенями на северном склоне. Французская пехота. Или, может быть, пешие драгуны. Так или иначе, неприятель пошел в атаку.

– Стрелки! Приготовиться! – Шарп повернулся к Виченте. – Вы пока не стреляете, лейтенант, понятно?

– Конечно, – отозвался португалец. Прицельное расстояние для мушкетов – не более шестидесяти шагов, и Шарп рассчитывал приберечь их на крайний случай, а пока собирался продемонстрировать французам преимущество семи винтовочных нарезов. Виченте заметно нервничал, нетерпеливо переступал с ноги на ногу, поглаживал усики и то и дело облизывал губы. – Ждем, пока приблизятся к вон тому белому камню, да?

– Да. Почему вы не сбриваете усы?

Виченте недоуменно взглянул на Шарпа:

– Почему я не сбриваю усы?

– Вам нужно их сбрить. Будете выглядеть постарше. И на адвоката меньше походить. – Шарп усмехнулся – прием сработал, Виченте отвлекся от беспокойных мыслей – и посмотрел на восток, туда, где над низиной висел туман.

Нет, оттуда им ничего не грозит. За южным склоном наблюдали четверо, но и этого было достаточно. Шарп не сомневался, что неприятель сосредоточит силы на одном направлении, и, окончательно удостоверившись в этом, отослал свою четверку на северный склон, а к южной тропинке поставил двоих португальцев.

– Быть начеку, парни! – крикнул он. – И целиться ниже!

Шарп этого не знал, но французы опаздывали. Дюлон хотел достичь вершины еще до рассвета, да вот только подъем в темноте потребовал гораздо больше времени, и к тому же его люди устали после беспокойной ночи, когда им пришлось гоняться за призраками. Только вот призраки оказались вполне реальными и убили одного артиллериста, ранили еще трех и нагнали страху на остальных пушкарей. Дюлон, приказав не брать пленных, испытывал к противнику невольное уважение.

А потом началось побоище.

Именно побоище. У французов были мушкеты, у британцев винтовки, и французам на пути к вершине пришлось в какой-то момент сосредоточиться на узком хребте, где они стали легкими мишенями для стрелков. Шестеро упали в первые же секунды, но Дюлон посчитал, что сломит врага за счет численного перевеса. Однако винтовки били и били, над склоном плыл дым, и пули находили цели. Лишь теперь майор на практике усвоил то, о чем раньше слышал только на лекциях. Да, нарезное оружие имело преимущество. Ведя огонь с расстояния, на котором мушкетный залп батальона не нанес бы неприятелю ни малейшего урона, британцы укладывали его людей с непостижимой точностью. Он также заметил, что винтовочные пули и звучат по-другому. Короткий, как удар хлыстом, едва различимый свист – и глухой удар. Сами винтовки не кашляли, как мушкеты, а издавали сухой, отрывистый треск. Отдача у них была сильнее, чем у мушкетов. Дюлон уже видел стрелков: не обращая внимания на летящие через их головы и взрывающиеся где-то на вершине снаряды, они поднимались из-за каменных стен редутов, чтобы перезарядить оружие. Майор кричал своим, чтобы стреляли, только мушкеты звучали хлипко, пули уходили в сторону, а пехотинцы не спешили лезть на узкую тропинку.