Я убрал миску и, схватив мусорный мешок из-под раковины, встал на колени и принялся за уборку, складывая бутылки и банки в пакет.
Все еще сидя на диване, батя низко склонился за пустой банкой из-под пива и кинул ее в мешок. Затем он взял одну из бутылок за горлышко и ударил ею меня по лицу.
– Ну, умничай тут у меня, – проорал он, размахивая бутылкой.
Я уставился на него, а сердце колотилось в груди. Учащенно дыша, я чувствовал, как правая часть лица начала опухать. С каждым ударом сердца острая боль пронзала скулу и рану под глазом. Кровь стекала по щеке.
С криком ярости я выбил бутылку из его руки, схватил его за запястья и прижал к его груди. Я вжимал его в диван, надавливая всем своим весом, глядя ему в глаза. Кровь струилась со щеки на его клетчатую рубашку.
– Больше никогда, – проорал я сквозь зубы. – Больше, черт возьми, никогда.
Его удар был сильным, ведь он проработал со сталью всю жизнь. Но я просто поставил защиту. Теперь я был сильнее его. Он не пытался бороться, и в его глазах светился страх.
Я в последний раз толкнул его и встал. Уставился на него, пытаясь вспомнить то время, когда он не смотрел на меня с презрением. Время, когда он, мама и я были счастливы вместе. В моей голове запечатлелась фотография нас троих, но теперь на ней были только мы с мамой. Мужчина, бывший моим отцом, исчез с фото.
Я направился в ванную. За моей спиной батя ахнул, пытаясь восстановить дыхание и матерясь. Я захлопнул дверь ванной и посмотрел на свое отражение.
– Боже мой.
Моя правая скула вспухла и увеличилась, кожу прорезала рана в полсантиметра, из которой все еще струилась кровь. Яркое красное пятно пачкало белую футболку.
Я схватил полотенце у раковины, подержал под холодной водой и вытер щеку. Мне, скорее всего, нужно зашить рану, но я не собирался платить еще и за срочную помощь. У меня была пачка пластырей-бабочек на такой случай. С третьей попытки у меня получилось достаточно быстро приклеить один из них, прежде чем кожа стала слишком скользкой от крови. Я приклеил второй пластырь рядом с первым, а сверху них обычный.
Все лицо болело. Опухоль, скорее всего, продержится еще несколько дней. Несколько репетиций, на которых актеры будут смотреть на меня с жалостью, но никто не станет спрашивать, что произошло, потому что они уже знают. Марти отведет меня в сторону и скажет снова, что его двери всегда открыты. Я мог бы воспользоваться его гостеприимством.
Я уставился на свое отражение и подумал, какого черта я им не воспользовался.
Выйдя из ванной, я понял почему. Отец сидел на диване, сложив руки на коленях и уставившись в пустоту. Грустный и потерянный. Пятна моей крови высыхали, становясь коричневыми на фоне его зеленой клетчатой рубашки.
Он поднял взгляд и сразу посмотрел на мои раны. Я увидел боль и сожаление, промелькнувшие на его лице, но он быстро отвернулся.
Я положил в рюкзак сценарий «Гамлета», забрал ключи от машины, пачку сигарет и куртку. Подошел к кофейному столику и взял пульт. Отец дернулся, словно я собирался ударить его. Это было почти так же больно, как удар по лицу.
– Включить новости?
Он кивнул. Я включил телевизор и вышел.
Я пошел к восточной части свалки, к перевернутой фуре рядом с забором из сетки-рабицы. По пути я зажег сигарету и глубоко затянулся. Медленно выдохнул, пытаясь успокоить нервы. Я остановился, услышав певучий голос Бенни.
ebooksa