Свет между нами

22
18
20
22
24
26
28
30

Он не улыбнулся – его улыбку мне еще только предстоит увидеть, – но выглядел умиротворенным, и мне этого было достаточно. Я обессиленно рухнула возле ванны. Отступившие паника и страх полностью опустошили меня.

– Ты можешь идти, Шарлотта, – мгновением позже, все еще не открывая глаз, сказал Ной. – Дальше я справлюсь сам.

– Боюсь, ты можешь уснуть здесь. И потом, тебя и так слишком надолго оставили одного.

Ной повернулся ко мне, его взгляд остановился на моем подбородке. Покрасневшие и влажные прекрасные глаза пытались найти меня, но не могли. Он снова закрыл их и откинулся назад, уголки его губ опустились.

Мою грудь стеснило, сердце заныло. Как же мне хотелось, чтобы он не чувствовал себя таким разбитым и несчастным.

Отдохнув и немного отмокнув, Ной взял мочалку, потер ею лицо и уронил руки. С каждой минутой он становился все слабее. Я прочистила горло.

– Мне помочь?

– Меня тысячу раз мыли в больнице и реабилитационном центре. Думал, этого больше не повторится, – он протянул мне мочалку. – Подумаешь, помоют еще раз.

Я пыталась не обращать внимания на близость Ноя и то, что он был обнажен. Руки подрагивали, когда я собралась коснуться его лица. Я взяла пальцами его подбородок и повернула к себе, затем нежно провела мочалкой по его бровям и щекам, одной за другой. Я давно отдышалась после пробежки по этажам, но сердце по-прежнему учащенно билось.

Закончив с лицом, я помыла Ною шею, после чего прошлась мочалкой по широкой груди и по кубикам на животе, вниз-вверх. Пальцы ощущали каждый рельефный мускул, и, несмотря на идущий от воды жар, по коже пробежали мурашки. Я старалась воспринимать это как часть своей работы, но мое тело предательски реагировало на Ноя.

Ною же было все равно. Наверное, ему были неприятны прикосновения чудачки, которую он никогда не увидит. Он смертельно устал, и я решила управиться с его купанием как можно быстрее и уложить в постель, где он наконец сможет отдохнуть.

Я помыла ему руки сверху-вниз. Держа его за руку, потерла мочалкой каждый палец. И за все это время никто из нас не произнес ни слова.

– Мне нужно помыть твою спину, – сказала я.

– Там шрамы. Уродливые.

– Мне все равно.

Похоже, Ной был слишком изнуренным для споров, поэтому послушно наклонился вперед, положил руки и голову на согнутые колени и открыл моему взору свои шрамы.

Они, без сомнения, были ужасными, но в интернете я видела жуткое кровавое месиво первоначальных ран. Это не шло с ними ни в какое сравнение. Они были лишь тенью несчастного случая, навечно врезанные в кожу.

По правой стороне, от спины к затылку, тянулись три ранее виденные мною рваные раны, словно оставленные когтями животного, но теперь белые и бороздчатые. Левая верхняя часть спины, которой потребовалась пересадка кожи, выглядела гораздо хуже: почти всю ее покрывал неровный прямоугольник с рваной кромкой. Остальная часть спины была гладкой и безупречной. Еще один грубый прямоугольник – двойник того, что на спине, – виднелся на внутренней стороне правого бедра, выглядывавшего из-под пены. Я намылила губку и как можно более нежно прошлась ею по шрамам Ноя на спине, как, впрочем, и по всему остальному телу. Неровности кожи ощущались даже сквозь губку.

– Тебе не противно? – глухо спросил Ной. – Мне самому тошно.

– Нет. Меня изумляет то, что ты пережил все это.