– Она требовала денег на ребенка.
– Так у него полно денег.
– Это не значит, что он готов ими разбрасываться. К тому же, насколько я понял, она просила ну прямо много. Сказала, что не хочет, чтобы ее ребенок рос так же, как она.
Сердце у Мэри Пэт сжимается, но она старается не подавать виду.
– И что было бы, если б Фрэнк не заплатил?
– Она бы рассказала всем, что ребенок от него.
– А ты сам откуда знаешь?
– От Ларри Фойла. Он реально переживал по этому поводу. Говорил, что так нельзя. Типа, «мы что, теперь девчонок убиваем?».
– А ты как к этому отнесся?
– Меня это тоже огорчило.
Мэри Пэт поворачивает голову к Джорджу. Тот по-прежнему пытается укрыться от солнца.
– Врешь, – говорит она.
– Вру, – произносит он со вздохом.
– Мне вот всегда было интересно, Джордж, ты вообще хоть за кого-то переживаешь?
Он задумчиво смотрит на свое отражение в стекле.
– По идее, должен бы, но… Нет. Кроме мамы, мне никогда ни до кого не было дела.
– Что ж, зато честно.
Джордж кивает в сторону поредевших, но все равно еще довольно многочисленных групп демонстрантов, переходящих через Эй-стрит.
– Вот несчастные придурки… Какая разница, отобьете вы свою долбаную школу от ниггеров или нет? Вы по-любому проиграли. Тюрбаноголовые уже всё решили: хер вам, а не нефть, будете ходить пешком, пока мы не возобновим поставки. А вы и дальше воюйте с ниггерами, такими же нищими и угнетенными, как вы, и называйте это борьбой за правое дело.
Наконец машины могут проехать. «Нова» успевает преодолеть перекресток уже почти на красный.