– То есть он был уже мертв?
– Я этого не говорил.
– Ты сказал «тело».
– Ну да, в том смысле, что он лежал на земле. Но еще шевелился – это я разглядел. А потом я ушел.
– Но он лежал на платформе? Не под ней?
– Да сколько, блин, повторять? Давай, не знаю, по-голландски объясню, раз по-нашему не понимаешь… На платформе он лежал, на платформе. И катался из стороны в сторону. Хотя не, погоди, не катался. Скорее… бился. – Он пожимает плечами. – Ну как, не знаю… как рыбешка, что сорвалась с крючка.
Винсент наклоняется к свидетелю:
– А какая рыбешка?
– Черная треска, – отвечает Шеймус, и они с Винсом взрываются хохотом.
Не в первый – и даже не в сотый – раз в жизни Бобби понимает, что терпеть не может людей. Определенно, создавать человека было самым непростительным преступлением Творца.
– И потом ты ушел? – спрашивает он у Шеймуса Риордана.
Смех того постепенно затихает.
– Ну да, ушел.
– А ребенок погиб.
В глазах у Шеймуса Риордана мелькает нечто похожее на проблеск раскаяния. Или Бобби просто хочется в это верить.
А в следующее мгновение свидетель пожимает плечами и бросает:
– Так не мой ведь ребенок.
Глава 12
Окончив смену, Бобби выпивает с детективами из отдела ограблений по паре банок в баре Джей-Джея Фоли, после чего отправляется домой на Таттл-стрит, где проживает вместе с пятью сестрами и братом Тимом, неудавшимся священником. Никто из младших Койнов не состоит в браке. Трое, включая Бобби, пробовали – но развелись. Еще двое почти дошли до алтаря, однако последнего шага не случилось. А у оставшихся двоих никогда не было достаточно длительных отношений.
И это большая загадка для многочисленной родни Койнов, включая семьи, с которыми они породнились в предыдущих поколениях – Макдоноу, Доннелли, Кирни, Малленов, – и вообще для всего района, поскольку сестры Бобби вполне себе красавицы. Были такими в юности, по крайней мере.