Посмотри, наш сад погибает

22
18
20
22
24
26
28
30

Её голос перебил злобный рык. Белый, точно пьяный, согнул непослушную шею, чтобы рассмотреть ощерившегося щенка у ног Велги. Он и сам не понял, когда нож снова оказался в руке. Он был ещё горячим от крови Галки.

Когда он подошёл так близко?

– Только не Мишку…

Перед глазами расплывалось всё, кроме Велги. Она одна была чёткой, ясной. Как мишень. И он должен был в неё ударить.

В ответ получилось только ухмыльнуться. Так, что она вздрогнула, прижала руки к груди. На что ты надеялась, дурочка? Что твои ласки отогреют мертвеца? Разжалобят? Между собой и кем угодно Белый выбирал себя.

И всё же…

Войчех замер, осознав это: всё же он медлил. Тянул каждое мгновение. И нож в его руке казался чужим, леденящим. Ладонь едва сжимала рукоять.

Всё же он привязался.

И в бешенстве Белый Ворон занёс нож.

– А-а-а! – взревели бешено, и по голове ударило чем-то тяжёлым.

Белый покачнулся, упал, закрываясь руками. И тут же перекатился, а его ударили снова.

Над ним, вскинув гусли, стоял Вадзим. Распахнув рот, чёрный, лохматый, как бес, он вдруг показался чудовищно огромным. И снова он опустил на Ворона гусли со всей силой. Белый кинулся в сторону. Удар пришёлся по спине. Он упал. А его ударили опять, по затылку.

И матушка разразилась диким хохотом.

Белый зарычал, прополз на руках и увидел, как в серой ночи мелькнула Велга Буривой. Она неслась со всех ног, и за ней следом бежал щенок.

– Стой! – Белый вскочил, вскинул руку, а его ударили снова, и слышно стало, как поломались гусли и завыли струны.

Вадзим грохнулся рядом на землю и заплакал, как ребёнок.

– Белый… Белый… прости. Она же… нельзя так…

Грудь тяжело вздымалась, и Белый впивался пальцами в землю. Голова кружилась, трещала, и казалось, что ему нацепили гусли на голову и били по ним топором, и дерево всё трещало, трещало.

– Ты… – прохрипел он. – Ты…

– Она же девчонка, Белый. Невинная, – ревел Вадзим. – За что её?