Велга оглянулась, но Мишка, выпятив хвост, осторожно стоял на берегу и лакал воду прямо между кувшинками.
– Да что так рано? – раздалось из сторожки.
Дверь распахнулась, и наружу показался взъерошенный седой дед в неподпоясанной рубахе.
– Какое ж это рано? – возмутилась старушечка. – Солнце уже поднялось. Создатель велит трудиться.
– Тебе велит? Мне он ничего такого не говорил.
– Ух, не греши…
– Да озарит Создатель твой путь, дед Тихон, – заискивающим голоском проговорила девчонка. – А мы гостью к тебе привели.
– Ещё одну?! У меня семеро по лавкам.
Велга отвела напряжённый взгляд от Мишки и оглянулась на Тихона.
– Да озарит Создатель твой путь, дедушка, – произнесла она.
Тот оглядел её с головы до ног и прищурился.
– Да не опалит он тебя.
– Разреши мне у тебя отдохнуть? Я ненадолго. Не стану обузой. Переведу дух и дальше пойду. Мне в монастырь нельзя.
– Это ещё почему? Ты что, проклятая какая?
Будто бы и проклятая…
– Со мной щенок. Я за него в ответе. А девочки говорят, нельзя с собаками в монастырь.
Старушечка неожиданно расцвела в улыбке оттого, что её назвали девочкой.
– Ну так, – развела она руками от смущения. – Правила…
Из избы выглянули два юноши в серой одежде стражей. Велга вмиг признала серебристую рыбью чешую на их фибулах. На Трёх Холмах после смены власти правили Белозерские. Их люди. Не соврали монахини.
– Как тебя хоть звать? – со вздохом спросил дед Тихон.