Севастополист

Это вырвалось непроизвольно – я всего лишь хотел прочесть и не раздумывая обратился за помощью. И лишь потом подумал, что, наверное, это было зря. Девушка с ожерельем не услышала моего вопроса и все так же читала, не глядя в мою сторону. Зато повернулась Алупка.

– Посмотрите, – произнесла она тихим и печальным голосом, изображая такое страдание, на которое только способен был человек.

И этого слова оказалось достаточно: я посмотрел. В углу стола оказался маленький рычажок, и, нажав на него, я увидел, как над массивным стеклом возникло другое, круглое и совсем небольшое. Оно зависло над бумагой с неразборчивым шрифтом – так же, как и лампы, застыв в воздухе, и лишь слегка покачнулось, наклонившись в мою сторону. Заглянув в него, я увидел, что стекло увеличивает буквы, и теперь я вполне мог разобрать, что написано на странице. Вот только…

– Зачем такие трудности? – вырвалось у меня. – Нельзя ли просто…

Алупка приложила палец к губам, словно я сказал непристойность, и ответила еще печальнее и тише:

– Скушно.

От такого произношения слова меня стошнило не меньше, чем от цветка из сердца, но я смолчал: спор с этими девушками точно не стоило затевать; из такой игры я бы выбыл довольно скоро. Решил погрузиться в чтение.

«Это одна из основополагающих книг нашей реальности, и отчасти это книга, не просто описавшая реальность, а создавшая реальность, сделавшая слишком много для того, чтобы реальность была той, какой мы ее знаем. Говорить о такой книге тяжело. Писать предисловие к культовой вещи, которая известна каждому, – зачем?

Мы знаем, что оставить все как есть и не решиться – высшее достоинство. Что это жизнь. И множество жизнеутверждающих книг написано, множество сказано слов, развито сюжетов. Но эта книга была потрясением. Главным кошмаром при ее чтении было то, что ближе к финалу героиня реально могла выбрать любовь. Это ожидание, эта коварная жестокая интрига леденила кровь. Так бывает – когда читаешь и сильно боишься. За то, что во фразе "души прекрасные порывы" первое слово может вдруг оказаться не глаголом. За то, что она всерьез может хотеть от него не идей, а детей».

Было понятно, что речь идет о какой-то из тех книг, что я пролистал, – потому-то страничку с аннотацией и разместили отдельно. Но вот о какой именно?

«Признаюсь, была пара моментов, когда казался неотвратимым окончательный уход сюжета в псевдостополь – ловко придуманный великолепной Никой Славной (@Oh Nikaslavna WTF), ловко заполняющей лакуны нашей реальности, термин, который характеризует реализм креативно ограниченных, то есть, по сути, профессиональную непригодность литератора. Но только не в этом случае! Здесь мы встречаем ловкую игру на грани, вызывающую еще большее уважение со стороны читателя. Да и что тут таить, псевдостопольский текст не смог бы получить престижную премию "Брют" – читая, я не забывала об этом, и ощущение, что все кончится хорошо, согревало мое сердце. Я не ошиблась.

Героиня сделала свой выбор – она сказала, что будет сторихирером, будет слушать чужие истории, не прикасаясь к ним, а только слегка повернув набок голову. И в этом очаровательном выборе не только вся она, но и вся наша реальность, которую мы создали и которую теперь слушаем, не смея прикоснуться. Полутона, полунамеки – героиня осталась в них, окутала себя ими, словно пледом, и тем самым победила. Герой же, решивший добиться, заинтересовать ее, слишком далеко в этом зашел и в итоге сам не заметил, как очутился на территории скуки. Что ж, там ему и место, как, впрочем, и конкурентам книги по тонкому списку премии "Брют"».

Дочитав эти строки, я сам очутился на территории скуки. Нажал на рычажок, и увеличительное стекло растворилось. Похоже, здесь все было выдумкой, это были совсем не те книги, что читала умная Керчь и о которых нам рассказывала взахлеб. Наши книги описывали путешествия по городу, связывали нитью слов поколения или развлекали вольным допущением – как встреча с троллейбусом № 8 (никто ведь в городе не подозревает о существовании Хрусталки и ее стеклянного двора) или успешная попытка проникнуть к маяку… Хватало и драм об ушедших на Правое море, и лирики о тех, кто всю жизнь потратил на овощи и лишь изредка в полном бессилии глядел в небо. А эти же книжки – они разве что выглядели похоже. Но о чем в них говорилось и зачем, я не понимал. Про что они?

Я не стал прощаться с девушками. Не стал заглядывать в другие «дворики». Быстрым шагом дошел до белой ткани, натянутой от пола до висевшего над головой каркаса. Наклонился и приподнял ее. Я хотел найти тех, кто меня здесь встретил – лысого и бородача. Хотел спросить их, что все это значит.

Мне казалось, что они знали ответ.

Крыски

Сперва я думал, что обязательно должен их встретить; и пускай уровень Башни – гигантское пространство, на изучение которого могло и жизни не хватить. Но ведь они меня встретили! Они были первыми, кто обнаружил меня. Они помогли мне. Если бы я мог их вспомнить! Может, мы договорились где-то пересечься, может, они были в моем вотзефаке? Я не поленился, достал и проверил, но нет. Мне казалась странной мысль, что мы можем больше не увидеться – они меня встретили, заселили. Так пусть заодно объяснят, что же здесь происходит!

Но чем дольше я бродил по уровню, вернее, по новому залу, тем сильнее становились сомнения. Было похоже на то, что здесь жили одни молодые девушки, словно это был мир – или уровень, что в Башне одно и то же, – девушек. Правда, здесь их было больше; они перемещались, шли мимо меня куда-то, по каким-то своим делам, просто стояли, перешептываясь. Мне не встречались не только мужчины, но и пожившие и пережившие женщины, словно девушки в этом удивительном месте не взрослели, а растворялись в воздухе, как увеличительное стекло над страницей книги.

Большие залы второго уровня походили друг на друга куда сильнее, чем зазеркалья. С другой стороны ткани, под которую я нырнул, декорации не сильно изменились. Все тот же тряпичный пол, каркас-потолок из металла, тишина и бесконечный простор во все стороны. И, что окончательно меня расстроило, – все те же дворики. В этом не было сомнений, потому что ближайший оказался совсем неподалеку – я мог рассмотреть все те же деревянные полки, фигурки и безделушки в ячейках и, кажется, силуэты людей за ними.

«А вдруг здесь все такое? – Я даже испугался. – И даже лифта наверх нет? Что я стану делать?»