Севастополист

22
18
20
22
24
26
28
30

«Оставаясь здесь, вставляя лампу в унитаз, отказываясь идти выше… чем не высокий символ… чем не предел человеческого, не прорыв в иные материи… безграничное достоинство и храбрость», – доносились до меня обрывки фраз со всех сторон. Я бы и хотел остановиться, прислушаться, но долговязый шел слишком быстро, лавируя между унитазами, и мы с крепышом едва поспевали за ним. Наконец унитазы кончились, вокруг стало тихо, и никто из нас не хотел прерывать тишину. Мы шли вдоль сложенного в высокие кучи грязного тряпья – по-видимому, здесь перестилали пол – и вдруг, совсем неожиданно, так, что вздрогнул даже долговязый, который точно знал, куда идет, наткнулись на человека.

Человек сидел на полу, облокотившись на тряпье и застыв в удивительной позе – ноги сложены крест-накрест, спина вытянута, руки болтались вдоль туловища неподвижными плетьми. Он был в рваной майке – такой же грязной, как все эти тряпки, а взгляд был ясным, умиротворенным, неподвижным, словно бы он спал, открыв глаза, и внутри своего сна проживал не первую жизнь. Но все это не было главным. Я поразился по-настоящему, до глубины своей несуществующей души, лишь когда рассмотрел, что находится во рту у этого сидельца.

Там была лампа. Этот человек целиком засунул в рот лампочку, и лишь та узкая часть ее, что мы на севастопольском жаргоне называли патроном, торчала наружу.

– Смотри, – беззаботно произнес долговязый, показывая куда-то вниз. – Вот это – по-настоящему.

На полу перед человеком лежал пожелтевший лист бумаги, на котором от руки, корявыми буквами было написано:

«В рот вашу миссию!»

– У этого, пожалуй, ничего не спросишь, – рассмеялся долговязый.

– Попробуем? – принял «вызов» коренастый и, дав мне подержать фотоаппарат, подошел к человеку и приблизил свои ладони к его щекам. – Ну?

Человек с лампой во рту резко захлопал глазами. Замычал, замотал головой, нагнулся. «Вот так и рушится иллюзия вечности», – разочарованно подумал я и повернулся к долговязому.

– Эй, Фрунзе! – крикнул он. – Поосторожнее с энтузиастом! Ты, вообще-то, всего лишь оператор!

– Ну ладно, хватит. Вы бы хоть представились! Кто вы вообще?

– Меня зовут Глинка. Этого достаточно?

– Звучит как женское имя, – смутился я.

– В той сфере, которой мы посвятили себя, не приветствуются гендерные стереотипы, – недовольно возразил он.

– И что же это за сфера?

– Поехали со мною, покажу? – предложил Глинка.

– Поехали? – переспросил я и недоверчиво взглянул на белое колесо.

ОТПРОС

– Где же мелодорожки? – спросил я человека с фотоаппаратом. Тот уставился на меня непонимающе.

– Ну, если есть мелик, то… – начал я.