Поэтому девушке официально объявили, что она временно арестована, правда, запереть ее в чулане не получилось. Ведь нам нужно было готовиться к сегодняшнему празднику. Все по классике: «…дети в школу собирались — мылись, брились, похмелялись…»
Предупредить Карла о гулянке и награждении послали Арно, а мы — принялись прихорашиваться не без помощи нашей «ведьминой прислужницы».
С верхней одеждой у меня оказалось все не так уж и плохо, а вот из единственной парадно-выходной шелковой рубахи я вырос. Пойти и просто купить такую вещь готовой, было нельзя. Хотя хороший шелк в нашем городке, скорее всего, нашелся бы. Поэтому прикинув, что и как, мы с Соланж решили применить маленькую хитрость.
У моей единственной рубашки, как и у остальных здешних, фасон был такой, что в первую очередь начинало не хватать длины рукавов. Поэтому мы решили в районе локтя отсечь их, и дотачать несколько сантиметров из качественного льна, кусок которого нашелся в доме.
Делать так было вроде как непринято, но и чем-то предосудительным это вряд ли можно было посчитать. Тем более что нередко шились варианты одежды вообще из двух или даже трех разных тканей. А тут получалось — быстро, недорого и практично.
Загрузив работой Соланж, я бродил некоторое время словно неприкаянный, а потом прихватил еще один — последний кувшинчик из личного погребка — и потащился к Вольдемару. У того обязанности по уходу за гардеробом были на Арно, поэтому маг тоже оказался на некоторое время свободен.
Тут-то мы и нашли, что называется, друг друга.
Городская ратуша, вечер
Здание, где шесть дней назад, как и в храме, люди лежали буквально вповалку, сейчас преобразилось. Анфилада колонн отделяла гостей от уставленного столами основного зала. Поэтому, хотя людей и было заметно меньше — пригласили на праздник далеко не всех — толпа получилась куда более плотная. Однако стоило распорядителям начать пропускать гостей к их местам, и все это столпотворение прекратилось меньше чем за полчаса.
Мир этот был мужским и, судя по всему, привести жен разрешено было лишь самым уважаемым горожанам. Но будь у нас такое — семейное «обременение», мы бы их, без всякого сомнения, провели.
Всем нам достались места за вторым по значимости столом от членов городского совета. Даже Карлу и Арно были предусмотрены места за этим столом, но первый заранее категорически отказался, решив не менять отличную жратву, на куда более увлекательные телесные радости, а вот не лишенного самолюбия парня мы почему-то просто не смогли найти.
Были подозрения, что он отстал еще где-то в пути и сейчас гудит вместе с нашим громилой, но на всякий случай мы попросили одного из распорядителей поискать его среди гостей попроще…
Средневековое представление о красоте — это больше о богатстве, чем о каком-то эстетстве.
Было чувство, что жены местных бюргеров старались надеть на себя вообще все, что у них было ценного. Их мужья в этом плане были куда сдержаннее, но и их пальцы и шеи блестели множеством перстней и золотых либо серебряных цепей или вполне узнаваемых шейных гривен-торквесов. Ну и, конечно же, меха.
Правда, здесь уже вольностей было куда меньше.
Да, зажиточные горожане «не экономили» на свои наряды ни соболей, ни лис, ни белок, но горностаев и прочие «чисто дворянские» меха (знаки высокого статуса) никто не позволил себе натянуть.
Да, нынешнему герцогу Бургундии — Филиппу II Толстому — было бы не так уж просто наказать за такое вольнодумство, но он бы все же нашел способом осложнить жизнь вольнодумцам. А по нынешним непростым временам — для горожан такая провокация была бы очень глупой.
Я не особо прислушивался к словам бургомистра.
Он что-то там вещал о стойкости и отваге. Потом к нему присоединился кюре, подробно остановившись на воле Божьей и прочем религиозном. Заинтересовал меня лишь его переход к теме героев, что отдали свои жизни во имя Божье и смельчакам, рискнувшим жизнью и спасением души в минуты трудностей.
—…и особо благостно видеть мне, что были среди этих героев и души юные, от которых вдвойне радостно узреть божественную искру удачи и смелости…