— Разглядел? — Бак тоже ищет, вглядывается в другую сторону, прикрывая глаза от солнца.
— Нет. Но мне показалось…
— Смотри дальше! Скоро стемнеет.
— Это невозможно, но… Мне показалось, я видел русалку…
— Они сюда не заплывают. Так что и правда невозможно. Смотри дальше!
— И всё же… Да вон она… это, кажись, детёныш. Смотри, кэп, там! Смотри, машет нам рукой!
Скала
Скала торчит на этом месте с давних пор: когда-то море откусило от берега огромный кусок, а этот маленький кусочек словно бы выплюнуло.
Неудобная штука эта скала. Ничего на ней не растёт, и ни башни, ни форта тут не построишь: слишком она маленькая и слишком далеко от берега. На скале часто собираются тюлени — погреться на солнышке. Бывает, что о неё разбивается корабль. А теперь вот на ней лежит маленькая мёртвая девочка.
По крайней мере, ей кажется, что она мёртвая. Потому что глаза её закрыты, и при этом она всё видит.
Она видит ярмарочный поезд, ползущий по рельсам длинной змеей, в каждом окошке — друзья: Освальд, Лестер, двойная Ольга, ну и взбешённый Эйф тоже там.
Она видит, как у открытого окна стоит Адмирал, как в своей комнате одиноко сидит мисс Амалия, как на скамье у бакалейной лавки греется в последних лучах солнца мистер Розенхаут.
Она видит маяк с распахнутой дверью, брусья болтаются на ржавых гвоздях. У двери рыжий шериф допрашивает соседку, которая с улыбкой показывает куда-то вдаль.
Она видит, как в порту Марта с чемоданом присела на оградку передохнуть. Рядом с ней — Ленни, у него на коленях покоятся головы псов. Они с матерью вглядываются в море, словно ждут чего-то.
Она видит вдали Белые скалы, где русалки ждут своего потерянного племянника, который прочёл все книги и знает всё на свете и в то же время не знает ничего.
И ещё она видит Ника в плотницкой, в руках у него бутылка, из горлышка свешивается верёвочка. Он осторожно тянет за неё, и крошечный кораблик за стеклом медленно расправляет паруса. Паруса чёрные, а на мачте вздёрнут флажок с черепом — размером с ноготок на мизинце.
— Смотри, — говорит Ник. — Вот и она.
Лампёшка смотрит и видит маму. Она опять живая и здоровая, её чёрные волосы стянуты верёвкой.
— Здравствуй, мама!
—