— Чудовищ не бывает! — шепчет Лампёшка.
Внезапно существо под кроватью разражается сиплым, похожим на шипение хохотом. Лампёшка в ужасе подтягивает ноги повыше.
Выходит, чудовище и впрямь существует, и оно шипит как змея.
Под кроватью затаилась змея, а она даже без башмаков. Как же добраться до двери?
Девочка вспоминает забинтованную ногу Марты. Капли крови на лестнице.
Она обхватывает колени руками и съёживается в комочек.
Это всего лишь ребёнок, понимает он, да ещё и девчонка, перепуганная, поди, и беззащитная, уж она-то ему точно по зубам.
Если бы не усталость и не жар, он бы в два счёта её…
—
Покусал, разорвал, выпил всю кровь? Да нет, скорее…
Попросил бы воды, позвал бы на помощь, умолял бы…
Нет! Ни за что! Он — монстр, а монстры наводят ужас, требуют: дай воды, или я тебя… Что он там собирался сделать?
Чудовищ не бывает, пищит она. Ну, насмешила! Ей-то откуда знать? Даже отец так его называет, а она — «не бывает».
«Сейчас я тебя укушу, — думает Эдвард. — Вот только передохну чуток». Как же ему жарко… и как зябко…
В Лампёшкином воображении чудовище уже давно загрызло её, но на деле ничего не происходит. Его больше не слышно.
Но монстры коварны. Он, конечно, выжидает. Стоит ей шелохнуться, и тогда…
Ну и пусть себе выжидает, она и пальцем не шевельнёт — это она умеет.
Сквозь просвет между шторами она заглядывает в тёмную комнату. Различить что-то можно только в тех местах, по которым скользит луч маяка. Пол усеян книгами, повсюду разбросаны листы бумаги — исписанные, разорванные, в кляксах. На стенах — полки, на них — тоже книги, кривыми рядами. Кресло, низкий столик с чернильницами, перевёрнутая табуретка. В углу что-то темнеет — ванна, что ли? Посреди комнаты — большая деревянная кровать со скомканными простынями. А под ней — чудовище.
Чудовище, которое читает книги? Чудовище, которое умеет писать?
Она представляет себе картину: монстр, с чешуёй и всем прочим, сидит за партой в классе мисс Амалии, а та лупит его линейкой по щупальцам, когда он проливает чернила. Лампёшка прыскает со смеху.