– Луковка, тебе стоит пойти, что бы ты там ни говорила. Посмотришь, куда тебя пыталась утащить та ведьма и что бы с тобой стало, отведай ты ее угощение. К тому же Братья готовы показать высший класс.
– А я еще ничего не говорила. Куда идти? Ведь если там так опасно, как ты говоришь…
– Там станет еще хуже, если никто не пойдет и не сделает того и этого: не пустит дым слепым в глаза, не дернет за усы кота. Злодеяния должен кто-то пресекать! – Он поднял вверх палец. – Ты меня понимаешь?
– Думаю, не вполне.
– Сама увидишь. Нильс, найди Братьев, они в мастерской.
– Я тебе не посыльный. – Светлоголовый бродяга сплюнул на пол остатки зубочистки и зашагал прочь, сунув руки в глубокие карманы пальто.
– И ты соберись-принарядись, – обратился Олле к Луизе. – Сегодня нанесем визит королю!
Главная площадь изменилась с тех пор, когда Луиза еще была швеей на фабрике. Но человек, идущий не разбирая дороги, как она неделю назад, мог и не заметить этого, даже если бы забрел туда. Дело было даже не в смене сезонов. Ратуша нравилась ей раньше, ее пронзающие небо шпили, поражающий воображение хитроумный хронограф, высокие узкие окна и витражи, блестящие на солнце. Теперь их не было: каждый проем был заколочен досками.
В белесом, как сыворотка, февральском небе солнце было почти неразличимо. Время близилось к девяти утра, и площадь обросла, точно комками мха, группами людей. Все они стояли, замерев и обратив лица к башне с хронографом и колокольней, будто вот-вот должно было произойти нечто важное. Олле и Нильс тоже напряженно чего-то ждали, но их ожидание скорее напоминало нетерпение охотничьих псов перед тем, как их отпустят с привязи.
Минутная стрелка достигла верхней точки главного циферблата. В ту же секунду зазвонил колокол; его звук вибрировал и разрастался. Народ двинулся к стенам ратуши. С каждым ударом толпа все более сгущалась у лестницы, ведущей к дверям, но никто не поднимался по ступеням. Они всё еще смотрели вверх, как рыбы, ждущие корма.
На балкон, что находился прямо над входом и служил всегда для важных объявлений горожанам, будь то эпидемия или рождение августейшего отпрыска, вышел Антуан Спегельраф в белоснежном мундире с красной лентой через плечо. Он приблизился к ограждению, простер руки над площадью – и народ возликовал. Хоть Луиза знала его недолго, а сейчас стояла в отдалении, у нее не возникло ни малейших сомнений, что это был он – ее старший брат, король-изгнанник. Тот самый человек, что страшился каждого шороха, прикрывал глаза в присутствии слуг, ожидая, пока они уйдут, теперь возвышался над теми, кого боялся и презирал. Он купался в их обожании.
– Смотри, Луковка, смотри! Просто представь, что ты среди них: стоишь и ждешь подачки. – Лицо Олле никогда еще не было таким ожесточенным.
– Но они любят его… я не понимаю. – Луиза не могла оторваться от нового образа брата – величественного и жуткого.
– Конечно, любят… а еще больше они любят ту отраву, которой он щедро их одаривает. От нее они сначала готовы пуститься в пляс, затем видят эльфов прямо под потолком ратуши. А после валятся на пол и ползают, исходя по́том. Иные живут там, как в ночлежке.
– Но если они собираются внутри, почему он встречает их на улице?
– Каждый из его подданных получил приказ: привести друзей и родню, если те еще не признали Его Высочество Выродка, – прорычал Нильс. – Поэтому их больше, чем обычно. И поэтому мы здесь.
Антуан начал свою речь, но на расстоянии ее не было слышно отчетливо. Только одобрительный гул, которым встречали каждый его особо громкий возглас.
– Что он говорит им? Я не могу разобрать. – Луиза незаметно для спутников осматривалась, ведь поблизости могла быть и карета ее отца. Или Клемент, чьей задачей было присматривать за венценосным братом в столице.
– Все то же, что и прежде. Что мир прогнил, а вместе с ним и люди. Что все слепы и не видят пороков нового правительства, и лишь он способен вернуть им ясность взгляда и былую чистоту нравов, – перевел Олле невразумительные звуки.
– Глаза… у той женщины были красные глаза, а зрачок… – Девушка вновь почувствовала приближение дурноты, вспомнив встречу в тупике.