Изгнанник

Миа нетерпеливо кивнула, не собираясь спорить с приведёнными аргументами, и сказала:

— Это понятно, но есть нечто общее для жителей самых разных планет, входящих в Союз. Вроде анекдотов, где в бар заходят тиаматец, гефестианец и бейджинец. Крылатые фразы, ставшие частью культуры, мелодии, которые осточертели всем ещё в детстве, персонажи из мультиков, которые смотрели все. Понимаешь? С Билли почти всё мимо, будто он рос и жил в другом месте. Я так же не понимаю часть твоих фраз и шуточек.

Лёха призадумался. Да, может у него мало общего с бородатым ламберсексуалом на электросамокате, но фразу в духе «какая гадость эта ваша заливная рыба», или «Штирлиц никогда не был так близко к провалу» поймут они оба. Общая культура жителей одной страны или одного региона пронизывает все слои общества, роднит представителей самых разных субкультур. Особый говор, местные словечки вроде «поребрика» помогают определить жителя конкретного города или региона. Или человека, никогда не жившего в твоей стране, или, в случае Билли, в твоём регионе обитаемого космоса.

Зато теперь стало понятно, почему Миа так много времени проводила с новичком, болтая с ним о какой-то ерунде. Заподозрив неладное, она осторожно проверяла пустотника так, чтобы тот не заподозрил неладное.

— Но он при этом из твоего времени? — на всякий случай уточнил Стриж.

— Определённо, — кивнула девушка. — Он в курсе всех боевых действий нашего Экспедиционного Корпуса. Думаю, он или доминионец, или корпорат из тех, что сражался на стороне Союза.

— Если он — союзник, то зачем бы скрывал это? — удивился Лёха.

Миа отвела взгляд и примяла носком сапога траву.

— Корпоратские мразоты начали вытворять такое, что мы вздёрнули особо отличившихся, а остальных отправили на принудительную социализацию. От двух батальонов в строю осталось неполные полторы сотни тех, кто не сделал ничего незаконного. Но, как по мне, им просто повезло надраться так основательно, что на издевательства над гражданскими у них не осталось сил.

Стриж присвистнул. Он помнил, что «принудительной социализацией» во времена Мии называли переработку преступников в киборгов.

— Это что у них за вояки такие, что мирняк кошмарят? — поинтересовался Лёха.

— Так их для этого и создавали, — сплюнув, ответила Мия. — У корпоратов это называется «Специальные полицейские части», куда только уголовников берут. Штрафники-каратели, их для подавления бунтов использовали.

— М-да… — протянул Стриж. — Корпорация эта, часом, не «Третий рейх» называется? Были такие деятели, тоже любители карательных отрядов из всякой швали.

— Не важно, — нетерпеливо отмахнулась эльфийка. — Сейчас важно то, что с нами под одной крышей или корпоратское мудло, или доминионец, зачем-то выдававший себя за нашего. И то, что он соврал, уже наводит на самые мрачные мысли.

— Если он воспринимает нас как врагов, — Лёха вынул нож и задумчиво крутил его в пальцах, — то почему не сбежал? Возможностей хватало…

И тут же ответил сам себе:

— Мы посреди территории врага, нас ищут, а он не знает ни языка, ни местных обычаев.

— А ещё он в курсе, что его может выследить Райна, — добавила Миа. — Корпорат он, или доминионец, но явно не дурак.

— Ну, пошли поговорим с ним, — принял решение Стриж. — Если окажется той штрафной мразью, то задвухсотим. Думаю, Райна возражать не станет.

На лице Мии читалось сомнение.