Саньлан молчал, а остальные и раньше вперёд не рвались. Даже захоти они выкинуть что-нибудь, они были слишком слабы и напуганы, поэтому только зашмыгали носами и закивали.
Лицо в земле тем временем продолжало надрываться:
– Генерал! Генерал! Выпусти меня! Я помог тебе поймать врагов – так освободи! Я хочу домой!
При виде солдат закопанный мужчина принялся пронзительно кричать и всхлипывать. В его речи проскакивали слова из языка Баньюэ – наверное, выучил их, пока гнил здесь пятьдесят лет в качестве удобрения. Шум явно разозлил того воина ростом в девять чи, которого все звали генералом. Он с отвращением посмотрел вниз и обрушил булаву на лицо мужчины. Тот пронзительно закричал, а когда генерал поднял оружие, оказалось, шипы так глубоко впились в плоть, что потянули за собой всё остальное. Сбылось желание закопанного вырваться на свободу.
Тело мужчины ниже шеи представляло из себя сплошной скелет. Когда торговцы увидели это, они завопили во весь голос, а покрытая кровью голова, упав на землю, увидала собственное туловище и начала задыхаться в ужасе:
– Что это? Что это?!
– Твоё тело, – ответил Се Лянь.
Пятьдесят лет назад этого человека закопали в землю пустыни. Всё это время трава шаньюэ питалась его плотью и кровью и оставила от тела лишь выбеленные кости.
– Как же так?! – отказывалась верить голова. – Вовсе не такое у меня тело! Это не моё!
Ситуация была уже не столько страшной, сколько трагичной. Се Лянь вздохнул, а вот Саньлан рассмеялся:
– То есть теперь твоё тело тебе не нравится? А как насчёт той штуки, которая вылетела из твоего рта? С ней у тебя проблем нет?!
– Да какие ж тут проблемы? – заспорила голова. – Просто… просто вот такой язык у меня длинный!
– Ох, ну да, – Саньлан фыркнул. – Чуть-чуть длиннее обычного.
– Вот именно! – воскликнула голова. – Самую малость! Я столько лет ел пролетающих мимо букашек, чтобы не умереть с голоду, что постепенно он вытянулся и стал таким!
Возможно, когда его закопали, он ещё оставался человеком и, чтобы выжить, пытался ловить языком насекомых и ползучих гадов. День за днём человеческого в нём оставалось всё меньше, язык становился всё длиннее, а мух и ящериц сменила куда более жуткая пища. Он не видел, во что превратилось под землёй его тело, отказывался принимать это и не верил, что изменился. Голова продолжала настаивать:
– Есть люди, у которых язык ещё длиннее!
Саньлан рассмеялся. При взгляде на него у Се Ляня по спине пробежал холодок: с подобной улыбкой обычно велят содрать с кого-нибудь кожу.
– Считаешь себя человеком? – спросил Саньлан.
Голова разволновалась:
– Конечно считаю! Я человек!