За каждый выкрик Хуа Чэн ещё сильнее лупил его по затылку, вбивая в пол всё глубже; каменные плиты заливала кровь. Се Лянь перехватил вновь занесённую для удара руку и попросил:
– Саньлан, не надо!
– Почему это?
– Он просто больной, не принимай его слова близко к сердцу. Так ты ничего не добьёшься. Дай я попробую.
Он тихонько погладил Хуа Чэна по плечу, и после долгого молчания тот нехотя согласился.
Ци Жун вытащил голову из трещины в земле, с большим трудом откатился в сторону и сплюнул:
– Ой, какие мы добренькие! Если бы правда не хотел, чтобы он меня бил, остановил бы сразу! Теперь-то спасибо большое за ваше великодушие, благодетель сраный!
– Много о себе воображаешь, – холодно ответил Се Лянь. – Я не за тебя волнуюсь, а за его руку.
По лицу Ци Жуна вновь пробежала гримаса гнева.
– Вот это новости! – загоготал он. – Мой двоюродный братишка снюхался с Хуа Чэном! Я-то хотел тебя навестить на Фестивале голодных духов, послал гонцов, да ни один живым не вернулся. Выходит, ты как раз в то время с новым другом миловался!
Се Лянь этого, конечно, не знал. Той ночью он впервые повстречал юношу в красных одеждах и привёл его в свой храм в деревне Водяных Каштанов… Принц бросил изумлённый взгляд на Хуа Чэна: выходит, это он разобрался с нашествием демонов?
– Саньланом его зовёшь, ну прелесть! – продолжал насмехаться Ци Жун. – Братец, ты ж чиновник с вышних Небес. Как тебя угораздило спутаться с нечистью? Не боишься ручки замарать? Ты ведь у нас такой совершенный, такой чистый и невинный, сияешь на весь белый свет…
Большинство небожителей считали Му Цина весьма ехидной личностью. Слышали бы они речи Ци Жуна – поняли бы, что по сравнению с ним генерал – образец дружелюбия, и принесли бы тому искренние извинения! К тому же Ци Жун одними словами не ограничивался. Он картинно схватился за сердце:
– Брат мой, наследный принц! Все эти годы я только о тебе и думал! Взгляни на статую! Я сделал её с любовью, чтобы ежедневно услаждать взор твоим героическим обликом… Неплохо вышло, скажи? Не нравится? Ладно, не беда, я ещё сделаю…
При упоминании каменной статуи Хуа Чэн снова скривился от гнева. Он бы с превеликим удовольствием утрамбовал мерзавца обратно в землю, но внял уговорам Се Ляня. Тот отлично знал родственника: больной на всю голову. Чем больше реагируешь на его пакости, тем больше тот распаляется, и так по кругу. Нет, тут следовало действовать иначе. Принц равнодушно хмыкнул:
– Сделано на совесть, но видно, что у автора вкуса нет. Сочувствую.
Улыбка тотчас же сползла с лица Ци Жуна, и он процедил сквозь зубы:
– Радуйся тому, что есть. Кто о тебе сейчас помнит? Я единственный по старой памяти скульптуру завёл. Ты и вознёсся в этот раз только потому, что перед Цзюнь У на карачках ползал и плакался – все колени, небось, протёр. На Небесах кого ни возьми – любой будет достойнее тебя. Восемьсот лет прошло, а даже для тех, кто вознёсся два века назад, ты просто пыль под ногами! Жалкий неудачник!
– Да, старший брат неудачник, – отшутился Се Лянь. – Зато младший за эти годы вконец озверел.
Се Лянь умел с ним обращаться. Хуа Чэн хихикнул в сторонке, и лицо Зелёного Демона позеленело по-настоящему. Он перевёл взгляд с одного на другого и вдруг спросил: