Пятая мата

22
18
20
22
24
26
28
30

— Возчика нет, сходи за лошадью, отвезешь и прибей сам. Как где? У Боровой, там уже столбы вкопали. А тяжело одному — пацанов кликни. И вот еще что… В клубе нары ставят — последи там за всем, а надо будет, и распорядись.

Петя остановил начальника.

— Тихон Иванович, скажите вы Варваре Фирсовне…

— Что я должен сказать Варваре Фирсовне?

— Бумаги-то у нас чистой, сами знаете, нет. Из архива дерем, на газетах пишем, а то и книги Варвара Фирсовна приносит… Теперь она Гейне принесла…

— Это кто такой будет? Убей не знаю!

— Поэт. Германский.

— Германский…

— Тихон Иванович… Да это такой поэт, как наш Пушкин Александр Сергеевич. Гейне тоже призывал к свободе. И на тех же немцев, которые плохие, критику наводил. А Варвара Фирсовна, она такая…

Романов вздохнул.

— Клевцову тоже, брат, понять надо. Жениха у нее убили… Согласен, книгу Гейне рвать никак не годится. Такого поэта беречь резон. И — сбережем!

— Возьмите у нее, будто почитать…

— А я и почитаю, у меня, знаешь, хорошая книжка не залежится!

— Потом мне, ладно?

— Все, заметано! А вечером передовую для стенгазеты отдам. Зайди!

…Телега медленно тянулась поселком, облепила ее малая босоногая ребятня и шумела. Толкались, вытягивали мальчишки и девчонки худенькие шеи к щиту, восхищенно глядели на Петю. Тот что побойчей, Васька Владимиров, спросил:

— Петь, праздник, что ли, будет? Лозунги везде понавесили…

— Праздник! — торжественно ответил Петя. — Вон, на реке, праздновать начинаем. И гостей ждем!

Двумя часами позже юный художник укрепил у клуба и второй, несколько меньший щит. На теплоте чистого дерева броско, веселой красной охрой пробежались всего две строчки Петиного же двустишия:

Рабочую дружбу делами крепим, И нам покоряются лес и Чулым!

Довольный мальчишка бросил на телегу молоток, оглядел поселок и голубой разлив Чулыма, по которому плыл караван тяжело груженных березой лодок.