Романов, напуганный, не сдержал себя, крутым плечом дернулся вперед. Уже на ходу оглянулся. Лицо его было страшно.
— Не смей, дура!
Она засмеялась в теплом сосняке тихим, счастливым смехом.
Соседи приплыли в этот же день, почти засветло.
Вдали, на излучине, на трепетной розовости воды одна за другой проступили черные полоски лодок, и, тревожась, Романов сосчитал их. Потом, когда четко означились люди, начальник пересчитал и сплавщиков.
Внизу, уткнувшись носами в темнеющий песок, дремали лодки участка — работу на реке уже кончили. Встречать соседей напрашивались днем также Михайлов и Швора, да Тихон отмахнулся от них. Зачем… Или за долгий день не намаялись? Отдыхать, и весь тут сказ!
Приезжие — народ все уже пожилой — неторопливо вылезали из лодок, кучно топтались у воды — разминали ноги. Звонко гремели пустой посудой кошели и заплечные котомки.
Романов выкручивал ремень на фуфайке, злился. Тридцать шесть человек обещал Иванов! Пятерых нет… Добавь-ка одного человека к пятерым — это ж две лодки дополнительных в работе!
Пора было улыбаться приезжим и говорить всякие веселые слова. Грубоватое, заветренное лицо начальника нацелилось туда, к воде. Раскинул руки и сам удивился своему подлинно веселому, вызывающему крику:
— Эй, чулымцы-родимцы… Юльские медвежатники! Говорят, вы семеро одного не боитесь… Ходи сюда!
На яру еще не стемнело. Теплая полоса зари еще не стекла за черноту молчаливого бора.
К Тихону первым подошел здоровенный бородатый мужчина в длиннополой фуфайке и высоких, легких броднях.
Романов упер руки в бока, так и этак оглядел детину.
— Здоров, знакомец… Хор-рош… А тебя, Андрюха, не гнет, не клонит…
— А что мне доспется? — просиял широким красным лицом Андрюха и похвастал: — Всево-то пятьдесят сполнилось. В робятишках еще хожу…
Тихон помнил многих сплавщиков Чулыма и теперь искренне радовался, пожимая им руки.
— Здравствуешь, Вася Киняйкин! К семье не прибавил?
— С сыном поздравляй…
— Опять сын! От молодец, не бракодел…
Черный, цыганистый Киняйкин скорчил развеселую рожу:
ebooksa