— Не рыбачишь? На Долгое бы заглянул, густо там с рыбой…
Торгаев кисло улыбнулся.
— Где уж мне! Часом чуть не кричу, рука-то моя чуть поднимается. А вы уходите? Гостюйте!
Начальник мялся уже у порога.
— Тороплюсь, Иван. Ты поправляйся. А нужда какая — заходи. Фронтовику всегда поможем!
От Торгаевых Романов размашисто зашагал к Чулыму. Старенькая фуфайка, обшарпанные сапоги, бросовая кепчонка — со стороны и не скажешь, что начальник участка…
Пуговка… Пуговка… — стучало в голове Тихона. Из наших никто на Долгом не бывал. Так кто же оставил эту пуговицу на озере? Военная, новая почти… А если это и в самом деле Кожаков?!
Навстречу, с веслом в руке, к Чулыму семенил Кольша Семикин.
— Э, легок ты на помине… Тебя-то, друг, мне и надо. Вицы опять плавить собрался?
Парнишка зарделся лицом от внимания начальника.
— А что ж! Я каждый день плавлю.
— Спасибо! Отец-то пишет? Не забудь привет опять передать. Слушай, Кольша, не в службу, а в дружбу… Садись в свой обласок и маши веслом до Озерного. Понимаешь, некого больше послать. В Озерном найдешь Былина, передай, что документ, мол, нашелся. Он знает какой.
— Это так срочно, дядь Тихон? С вицами-то я отстану от других…
— Срочно, брат! Оставил Былин у меня одну бумагу, а я ее было затерял. Бумага важная, нужна Михаилу. Давай, двигай на всех парах! А матери скажу, куда тебя направил. Только поосторожней на реке, слышишь?
В войну Борский сплавучасток у районного и трестовского начальства был на особой примете. А приметен да хвален участок был за то, что постоянно имел хорошую наглядную агитацию. Понятно, что коммунистам Никольской, Белобородову и начальнику Романову — честь, писали не раз о них районная и областная газеты… Перепадало иногда от тех похвал и тому, кто выполнял эту наглядность, — Пете Куличкову.
…Всего неделя прошла, как Тихон принял участок.
Вошел к нему в кабинет мальчик с густой шапкой светлых волос, назвал себя и сказал, что хочет работать.
— Так ты Василия Николаевича сын… Подрос! А что я тебя долго не видел?
— В Озерном жил, седьмой класс кончал.
— Насчет школы у нас плохо, совсем никудышно, — сознался начальник. — Пора бы и свою семилетку иметь. Садись, Васильевич… Знавал я твоего отца, бракером работал. Как, знаешь, лес тычковал! Бывало, на глаз кубатуру скажет. Глянет на бревно, и замерять не надо. И человек-то был какой… Все жалели, что Василий Николаевич так рано умер.