Чародей

Похоже, это прошло, по крайней мере частично, но не раньше, чем между мной и матерью разразилась огорчительная сцена; мать пыталась втянуть в конфликт и отца, но причина конфликта оказалась за пределами его понимания.

Отец предложил мне отправиться на Одинокое озеро и встать там лагерем на пару ночей; днем мы притворялись, что ловим рыбу, на самом деле любуясь окружающей нас молчаливой, спокойной красотой. Мы вернулись освеженные и утихшие духом, насколько позволял характер каждого из нас. Но в гостиной мы обнаружили мать; она держала закрытую книгу и выглядела – весьма подходяще к случаю – как персонаж греческой трагедии. Она протянула книгу отцу:

– Ты знал, что он это читает?

В тогдашних романах герои часто говорили «зловещим» голосом. Я плохо себе представлял, как это. Но сейчас голос матери звучал именно зловеще. Вопрос же ее был риторическим. Отец взял книгу и непонимающе посмотрел на нее.

– «Толкование сновидений», – прочитал он название с обложки. – Нет, не слыхал.

– Эту книгу следует запретить! Это грязь! Чистейшая грязь с начала и до конца! Грязь немецких выродков! Я не потерплю этой книги в своем доме! Ты почитай ее, Джим. Почитай те места, что я отметила закладками. Тогда поймешь! Тогда увидишь! Я не желаю оставаться в одной комнате с этой мерзкой, грязной, отвратительной, дегенеративной, непристойной книгой!

Она встала и «ушла к себе». Потрясенный отец разглядывал книгу. Ни он, ни я никогда не видели мать такой.

– Это еще что за чертовщина?

– Ну, надо думать, мама почитала Фрейда и расстроилась.

– Ладно, давай поужинаем, а потом, наверно, придется в этом разбираться. Похоже, эта книга не из тех, что я обычно читаю. Она в самом деле неприличная?

– Не в том смысле, который доставляет удовольствие.

Это был ответ самонадеянного умника. Лучше бы я придержал язык. Отец бросил на меня взгляд, расстроивший меня больше, чем ярость матери. Но я тоже разозлился – на то, что мать рылась у меня в комнате. Миссис Айрдейл никогда себе такого не позволила бы. Что искала мать? Картинки с девочками?

После ужина отец терпеливо уселся за чтение. В бифокальных очках, съехавших до середины носа, с лысиной, блестящей в свете керосиновой лампы (в Карауле Сиу все еще пользовались керосином), отец казался совершенно неподходящим читателем для этой книги. Ему бы в руки какой-нибудь роман Голсуорси, полный тщательно контролируемой социальной ответственности, детально, но не чересчур глубоко разработанных персонажей, непоколебимого душевного здоровья, справедливости и сострадания. Я же читал только вышедший тогда «Контрапункт»[28] и с приятностью думал о том, какие у меня передовые воззрения. Отец время от времени вздыхал – так он обычно вздыхал над особенно нудными брошюрами о горнодобывающей промышленности.

Часов в десять вечера мать вышла. Я так и думал, что она не выдержит весь вечер в одиночку. Она была «заряжена на медведя», как выражаются в Карауле Сиу о человеке, который вне себя от ярости.

– Ну, Джим? Что скажешь?

– А? О, не скажу, что слишком далеко продвинулся. Это нелегкое чтение. Стиль, впрочем, прекрасный. Гладкий как шелк. Но через каждые два-три предложения приходится останавливаться и думать.

– И что, ты не можешь решить, что думать?

– Ну, пока, насколько я понял, он доказывает, что сны нужно принимать всерьез. Распространяется про то, что сон высвобождает глубины мозга, – я понимаю, о чем он. Каждый, кто по-настоящему затихал – как, например, в лесах, – знает, что при этом в голове всплывает всякое удивительное и иногда даже пугающее. Но когда доходит до толкования снов, я теряюсь. Символизм. Совсем не мое. Это скорее по твоей части. Но я пока не нашел ничего такого особенно неприличного.

– Ты всегда медленно читаешь…

– Да-да, ты часто это говоришь. Но я полностью продумываю то, что читаю. Я не могу пробежать такую книгу по диагонали и наскоро составить о ней мнение.