Чародей

Снова типичное долгое молчание. Потом:

– Помнишь змей?

– Еще бы! Вы меня тогда до полусмерти напугали! Ядовитые гремучки, а я еще чуть не сунул руку в корзину!

– Ты помнишь?

– Конечно помню.

Опять молчание. Я видел, что миссис Дымок трясется от смеха, совершенно беззвучно. И тут меня осенило!

– Вы хотите сказать, что это и были помощники?

Миссис Дымок чуть не совершила великий скачок от внутреннего смеха к явному, но удержалась. Впервые в жизни она отвернулась от стола, на котором скоблила шкуру, и посмотрела прямо мне в лицо:

– Ты не такой дурак, каким кажешься. А теперь пшел домой! Я занята.

3

Отчий дом изменился. В воздухе висела какая-то неловкость, но я не мог понять, в чем дело. Прекратились четверговые вечера, когда к моим родителям приходили в гости еще три супружеские пары и составлялись два стола для бриджа. Мать бесконечно раскладывала пасьянс; отец читал. Мои родители никогда не были особо разговорчивы, и все застольные беседы происходили по инициативе матери, но теперь она сидела молча и не произнесла бы ни слова, если бы отец не задавал ей прямые, безобидные вопросы: выходила ли она сегодня из дома? Нашла ли какие-нибудь новые растения? С кем-нибудь говорила? Конечно заметила молодую луну? Луна была видна днем, с четким кольцом на месте старой – к дождю. Я тоже разговаривал, но неловко, как любой мальчик, не желающий обсуждать то, что для него по-настоящему важно. Я ничего не говорил об Айрдейлах, хотя рассказал о болезни Чарли; ничего о Гилмартинах, за исключением того, что у них красивый сад; разумеется, ничего о девушках. Немножко поболтал о том, что через несколько дней уезжаю в университет.

Иногда мать вставала из-за стола и оставляла нас с отцом одних. Она «уходила к себе» — эти слова теперь имели особое значение, потому что родители больше не спали в одной комнате. Отец ночевал в маленьком закутке, едва ли больше чулана, в дальнем конце прихожей. Внезапные уходы матери никак не объяснялись; отец только вздыхал и подливал мне вина.

Я впервые видел, как болезнь одного члена семьи заражает и подавляет всех домашних. С тех пор я сталкивался с этим часто. Это один из сопутствующих эффектов болезни, которому не всегда уделяют внимание: кроме самого больного, она влияет и на многих других людей.

В отличие от Парсифаля я не боялся задавать вопросы.

– Что такое с мамой?

– Ей немножко нездоровится. Это пройдет.

– Она была у врача?

– Конечно.

– Надеюсь, не у Огга?

– У хорошего, в Виннипеге. Доктор Кэмерон сказал, что это пройдет.