– Это не так далеко от истины, как может показаться. Человек с моим темпераментом, старея, все отчетливей осознает присутствие в нашей жизни влияний, которые молодежь считает всего лишь предрассудками. Буду откровенен: все, что я о вас слышал, наводит на мысль, что вы дадите ответ, не привязанный к научным исследованиям или статистическим вероятностям. Итак, доктор, что говорит ваша интуиция о том вопросе, с которым я к вам обратился?
– Если так формулировать, то моя интуиция говорит: рискните. Отдайте все за любовь и, если мир в результате погибнет, считайте, что он погиб красиво[85]. – Только смотрите, чтобы вас не нашли мертвым в ее кровати, хотел добавить я, но знал, что этот совет давать бессмысленно.
– Я надеялся, что вы скажете именно так. А теперь, поскольку наш разговор был не для протокола, давайте обсудим вопрос вашего гонорара.
– Никакого гонорара, ваше превосходительство. Ваше доверие служит мне достаточной наградой. Я дам знать майору Грилю, чтобы он подавал машину?
Я пошел искать Гасси Гриля и обнаружил его у дверей: он не отрываясь наблюдал какую-то заварушку, происходящую во внутреннем дворе клиники.
– Его превосходительство не захочет светиться в этом деле, – сказал Гасси. – У вас нету заднего хода, чтобы он мог смотать удочки незамеченным?
Я это с легкостью устроил, и ГГ в обществе Гасси ретировался к ожидающему «даймлеру» с поспешностью несколько большей, чем пристало ему по чину.
Как только они удалились, в дверь просунулась голова Кристофферсон:
– Вы срочно нужны мисс Тодхантер в саду.
Что же происходило у меня во внутреннем дворе? Чертова Пруденс Визард опять взялась за свое; она собрала человек пятнадцать – двадцать, в основном «божьих людей», бывших клиентов благотворительности отца Хоббса, – и бросила вызов Чипс, которая обратилась к ней в выражениях, неподходящих для дамы, но вполне ожидаемых со стороны художника (даже гравера).
Все это было последствием проповедей Чарли о природе святости и о необходимости святых в нашей скудной североамериканской жизни. Недели три или четыре назад миссис Визард вышла из моей клиники, где Кристофферсон вымачивала ее в холодной и горячей, пресной и соленой воде, а также упорно массировала. Подкрепило ли это силы миссис Визард? Освежило ли ее? Помогло ли переносить мучения, которые мы согласились называть артритом, – безразмерное слово, которое можно натянуть на самые разные виды боли? Была ли она готова мужественно прожить предстоящую неделю? Никоим образом. Она ужасно приуныла. Но, шагая в сторону улицы, вдруг решила взглянуть на могилу отца Хоббса. Она не знала или не смогла впоследствии вспомнить зачем. Она обнаружила простой камень с надписью: «Ниниан Хоббс, священник. R.I.P.» – и две даты.
Миссис Визард стояла, пристально вглядываясь в камень.
Ее словно что-то подтолкнуло, как она выражалась впоследствии, «хорошенько помолиться», и тут…
И тут ее пораженную руку пронзило неописуемой болью, а затем окутало теплом – точнее, жаром, – и ее покинул мучительный недуг, обитавший в теле годами и оказавшийся не по зубам всем врачам, к которым она обращалась, в том числе и мне.
В Писании женщины, исцеленные от недугов – истечений, болей, лихорадки и прочего, – возносили хвалу в полный голос. Так поступила и Пруденс Визард. Она взвыла от изумления и восторга, бросилась ничком на могилу и зарыдала, не владея собой. Этот шум привлек внимание Чипс, которая полола клумбу ирисов по соседству. Она поспешила на шум – могила располагалась прямо за углом ее дома – и подняла на ноги миссис Визард, которая неудержимо изрыгала историю своего чуда. Она не сомневалась, что это чудо. Святой по великой своей милости исцелил ее, и рука, хотя все еще горячая – Чипс пощупала, рука в самом деле была горячая, – больше не болела.
Чипс вызвала меня, – к счастью, я не был занят с пациентом. Она воззвала к Кристофферсон. Гарри Хатчинс понял, что происходит нечто необычное, бросил свои лабораторные дела и прямо в белом халате помчался на место происшествия. Мы стояли, глазели на миссис Визард и слушали, как она возносит хвалы.
Что чувствует врач, когда пациентка, с которой он терпеливо работал три года, вдруг излечивается, как она сама заявляет, посредством чуда? Этот несчастный святой совершил в один миг то, что мне не удалось за несколько лет. Но я недостойно радовался, что подтвердился диагноз, который я поставил миссис Визард: она истеричка, и ее блуждающие боли – только следствие расстройства личности. Меня как врача заинтересовал румянец, заливший ее щеки, и то, что она помолодела, будто в одночасье скинув груз тяжких десяти лет. Вот так штука, думал я. То-то Чарли обрадуется. И к чему же все это приведет?
Но насущным вопросом было: что делать с перевозбужденной женщиной? Разумным выходом казалось отвести ее обратно ко мне в приемную и напоить чаем. Так мы и сделали. Кристофферсон отправилась на поиски Чарли, который, к счастью, оказался в доме при церкви, – он занимался с детьми, готовил их к конфирмации. Он смог завершить урок немедленно и прийти ко мне в клинику. При виде его миссис Визард вновь заблажила в полную силу. Она снова и снова повторяла историю своей депрессии – черной тучи, окутавшей душу и дух и сгущавшейся с каждым повтором, – и молитвы на могиле старого священника.
– Какую молитву вы использовали? – спросил Чарли.
– О святой отец, самую простую. Я просто повторяла: «Боже, милостив буди мне грешной», и тут у меня в руке появилось невероятное чувство – будто очень сильный свет включили…