— Фортис, разрешите выдвигаться? — обернувшись к Кристиану, сотник вопросительно на него посмотрел.
До того, как попасть в армию, Криста подобное поведение выводило из себя. Он ненавидел, когда на него вопросительно и ожидающе смотрят. Причём обычно это делали как раз такие люди, как сотник. Отставные военные. Теперь он даже знал, откуда бралась такая раздражающая его привычка.
— Нет, фортис Спатц, ещё рано, — спокойно проговорил молодой аристократ, рассматривая укрепление в бинокль.
А если уж говорить честно и откровенно — то немногое, что от этого укрепления осталось. Дальнобойная артиллерия, подтянутая армией Старого Эдема от побережья, свела на нет преимущества мятежников в стрелковом вооружении. Неважно, сколько пуль выпускает твой пулемёт в минуту, если с неба то и дело сыплются тяжёлые снаряды.
И несколько десятков таких же дальнобойных орудий, установленных мятежниками вокруг Мезализы, помочь им уже ничем не могли. Город был обречён, и кольцо осады сжималось всё плотнее. Штурмующие войска брали укрепление за укреплением, окоп за окопом, ярд за ярдом…
И пусть каждый взятый ярд и был полит солдатской кровью, но Крист понимал, что иначе нельзя. Он и сам плеснул своей крови на скудную землю центральных равнин Марчелики. Правда, скудную только до Нобярьского Потопа. Оказывается, в прошлый свой приезд Кристиан лишь немного не дождался начала дождей. А уж что начиналось после…
Молодой человек невольно повёл биноклем, отвлекаясь от разглядывания бывших укреплений мятежников. От дымящих воронок, от трупов, от остатков брёвен, что удерживали землю от осыпания, от колючей проволоки, местами торчащей из земли… В общем, от всего того, что осталось на месте укреплений после староэдемской артиллерии. Отвёл лишь чуть-чуть, чтобы уткнуться взглядом в сплошной ковёр растительности.
Красной, зелёной, сиреневой, фиолетовой, жёлтой… Казалось, что какой-то неаккуратный художник обрушил столик с красками, сплошь окрасив всю траву рядом с собой. И оттого было вдвойне странно понимать, что всё это вызвал обычный, хоть и обильный, дождь. Он обрушился на землю с небес — и лил, лил, лил… Он затопил воронки, превратив их в глубокие лужи, он промочил насквозь парусину палаток…
Воды было столько, будто само море обрушилось на землю. И ещё почему-то казалось, что этот дождь никогда не закончится. Как будто, как во времена Ноя, Господь очистительными струями воды смоет всех людей, посмевших отнимать друг у друга то, что им не принадлежит — чужую жизнь. Но Бог оказался милостив, и дождь всё-таки прекратился.
И не успели люди вновь начать стрелять друг в друга, как у каждой лужи, у каждой воронки, у каждого брошенного орудия, в благословенной тени, под яркими лучами марчельского солнца пробудилась жизнь. Да такая, что удержать её было невозможно… Рвались к солнцу тысячи растений, сновали туда-сюда насекомые и маленькие птицы, стада животных множились чуть ли не на глазах…
Само собой, людей не остановил даже такой фантастический праздник жизни. Приказ-то им отдавали там, где ничего такого невероятного не наблюдается. И люди шли на смерть посреди возрождения жизни. Под пули, под снаряды, по пулемётный огонь… Их кровь проливалась на молодые ростки, впитываясь в землю, и только добавляла сил этой новой жизни…
Кристиан даже почувствовал непреодолимое желание взять блокнот. Ему очень хотелось записать то, что он увидел, осознал и своими глазами наблюдал. Молодой человек ещё долго ходил с написанным, перечитывал, а потом всё-таки сунул блокнот в руки метену Флинту. Ожидал критики, насмешек, но…
— Крист, это ведь прекрасно! — воскликнул отец Пеллы. — Это ты написал?
— Я, дядя Георг… Вот только мне кажется, вышло как-то…
— Нет, дорогой мой, вышло просто великолепно! И впрямь великолепно! — удивлённо покачал головой метен Флинт. — У тебя явно талант!
А на следующий день Кристиану поручили присоединиться к гвардейской сотне для прорыва к городу… И вот он сидел в окопах и смотрел, как артиллерия утюжит укрепления мятежников, а рядом притаились гвардейцы, чей сотник рвался в бой и постоянно спрашивал разрешения.
Сотня была свежей, лишь недавно прибывшей. Вместе с ней прибыли и дурные вести. Землетрясения, что терзали Марчелику, оказались всеобщими. Трясло и лихорадило всю планету. На берег налетали огромные волны, смывая то, что было расположено слишком низко. Корабли переворачивало и топило в гаванях. С гор сходили каменные оползни, и даже реки неожиданно пересыхали, а потом начинали течь вновь.
Города Старого Эдема рушились. Спокойный материк, такой родной для человечества, вдруг проявил свой нрав. Рушилось всё, что было выше одного этажа, а если не рушилось, то приходило в такой вид, что страшно было внутрь входить. Промышленность, ранее способная содержать всё человечество, больше не могла поддерживать потребление даже на Старом Эдеме. Ассамблея Колоний сообщала, что поставки припасов в ближайшее время будут значительно сокращены. А это означало конец войне…
Надо было лишь одержать пару-тройку побед, чтобы триумфально вернуться домой. Вот и отправлял генерал Форестер доверенных офицеров напоследок проявить себя. Видимо, рассчитывал по возвращении домой нацепить им медальки за какие-нибудь заслуги. Вот и Кристиана эта участь не миновала.
— Чего мы ждём, фортис? — прошипел сотник. — Чёртов пулемёт молчит!..