Ло Бинхэ давным-давно решил для себя этот вопрос. Оправив полы одежды и торжественно выпрямившись, он без колебаний ответил, глядя прямо в глаза наставнику:
– Да!
При виде подобной уверенности Шэнь Цинцю испытал некоторое облегчение.
– А если бы тебе пришлось ради этого пройти через жестокие страдания, бесчисленные препятствия, опасности, грозящие твоему телу и душе, дойти до самой крайности, ты бы решился на это, чтобы стать самым сильным?
– Никакие препятствия и страдания не страшат Бинхэ, – медленно произнёс юноша. – Лишь бы он мог обрести силу, чтобы защитить всех и всё, что ему дорого!
Этим ответом он несколько успокоил мятущееся сердце Шэнь Цинцю.
«Верно, Ло Бинхэ, ради своего будущего и защиты своего бережно лелеемого несметного[98] нефритового цветника ты непременно должен стать сильным!»
Пусть Шэнь Цинцю было по-прежнему трудно принять это, он вынужден был смириться с тем, что главный герой непременно должен пережить это горькое перерождение, подобно тому, как бабочка вылетает из кокона.
И всё же, несмотря на высокий уровень, которого Шэнь Цинцю достиг в искусстве промывки собственных мозгов, он не мог ощутить маломальской радости при этой мысли, сколько бы её ни мусолил.
Вскоре каждый из двенадцати пиков хребта Цанцюн собрал в дорогу своих учеников, которые удостоились чести войти в список участников, и три дня спустя все они дружно отбыли на собрание Союза бессмертных.
На сей раз оно должно было состояться в ущелье Цзюэди – горной долине со сложным рельефом, простирающейся на много ли.
Те совершенствующиеся, что уже успели сделать себе имя и добиться высокого положения – как, скажем, главы пиков хребта Цанцюн и прочие наставники, – никогда не принимали участия в собрании, ведь соперничать с младшими за внимание сильных мира сего было ниже их достоинства. Верхняя граница числа участников была весьма высока – собственно, чем больше явится, тем лучше, – и в итоге к ущелью Цзюэди направилась грандиозная процессия из сотни полностью экипированных участников.
Ну а поскольку такое количество летящих на мечах совершенствующихся доставило бы слишком много беспокойства простым людям, всё-таки было принято решение отправиться в путь в повозках.
Подумать только, в романе жанра сянься все герои с утра до вечера разъезжают верхом или трясутся в повозках! По правде говоря, Шэнь Цинцю никогда не понимал, с какой стати Сян Тянь Да Фэйцзи прибег к такому авторскому решению, однако, хоть его претензии были вполне обоснованными, после того, как он три года кряду плевался на эту книгу, будто забарахливший фонтан, у него попросту не осталось слюны – так что теперь ему было совершенно до лампочки.
Подавляющее большинство выбирает верховую езду исключительно ради героической позы. Однако поскольку Шэнь Цинцю, во-первых, не горел желанием углублять знакомство с отрядом непарнокопытных, рискуя при этом сломать себе шею, а во-вторых, считал, что, подставляя лицо всем горным стихиям, не обретёт ни достоинства, ни комфорта, он на глазах у всех забрался в крытую повозку.
Однако там уже успел устроиться кое-кто другой; стоило вееру Шэнь Цинцю коснуться дверной занавеси, как изнутри раздался презрительный голос:
– Такой здоровый мужик – и собрался потеснить хрупкую женщину!
Обладательницей прекрасного лица, роскошных волос, собранных в высокую причёску, и не менее роскошной груди оказалась не кто иная, как глава пика Сяньшу, Ци Цинци.
В оригинальном романе её отношения с Шэнь Цинцю были довольно прохладными, так что они редко пересекались. Но за последние годы, поработав с ней бок о бок, он проникся уважением к её прямоте и грубоватой откровенности, так что, можно сказать, они неплохо поладили. В ответ на её упрёк Шэнь Цинцю невозмутимо помахал веером, веля ей подвинуться:
– Прошу госпожу снизойти к слабости больного.