– Вы думаете, Экисибетта увела ваше дитя, чтобы вырастить его самостоятельно?
– Мне кажется, я хочу в это верить, чтобы – как ты сказала? – двигаться дальше.
Неплохо для начала. Лучше, чем отчаяние.
Рехетре встает и поворачивается к рабам.
– Я передумала. Мы возвращаемся.
Багадур дает отмашку, будто слугам нужен еще один приказ.
– Моя госпожа, вы готовы встретить царя в его покоях?
Она садится на подушки.
– Я готова вернуться во дворец, Багадур. Но я не хочу снова рисковать. Больше детей у меня не будет.
Целитель сверлит меня взглядом, словно я подговорила Рехетре отказать своему супругу.
По правде говоря, еще один ребенок мог бы пойти ей на пользу. Но решение за ней.
Рехетре принимает из рук Багадура чашу с лекарством и устраивается на подушках, собираясь спать по дороге домой.
Как только корабль развернут по течению, рабы спускают паруса и садятся на весла.
Полуденный жар и покачивание лодки убаюкивают меня не хуже настоек. Я устраиваюсь на борту вдоль благословенной тени от борта, используя мотки веревки как подушку.
Мысли в голове роятся и путаются, пока я засыпаю, думая об Экисибетте, похитившей ребенка Рехетре, о самой Рехетре. И ее аллергии на авокадо.
Глава 36
Я изобрел слово «евкатастрофа»: это поворот событий в истории к лучшему, поражающий читателя до радостных слез… Это внезапный проблеск Истины, где человеческая натура, заключенная в оковы материальных причин и следствий, оковы смерти, чувствует внезапное облегчение, будто вывихнутая конечность внезапно вернулась на место…
Я просыпаюсь, и плод моих сонных размышлений выбивает из меня воздух, как стена на вершине моста в Саду – незримо, неожиданно. Поразительно.
Возможно ли это?
Я поднимаюсь с «постели», потирая плечо и пытаясь прогнать напряжение в шее. На щеке остались следы веревок.