– Так ночью трактир сгорел.
– Как сгорел, а почему нас не разбудили? – продолжал допрос Ёган.
– Сержант не велел, говорил, что коннетабль еще хвор после ранения.
– Трактир весь сгорел? – с надеждой в голосе произнес монах.
– Весь, – как-то радостно сообщил стражник, – вместе с конюшнями и амбаром, один забор остался, да и тот погорел малость.
– А люди не погорели? – спросил Волков.
– Вроде нет.
– Ясно, иди. Ёган, монах, чего ждете, одежду и коня мне.
Соллон висел, как положено, выгнув шею и склонив голову набок. На другой стороне улицы еще дымились головешки бывшего трактира, да по ним ползали его толстые работницы, собирая то, что не сгорело. Но Волкова пожарище не интересовало, он разглядывал конец веревки, на которой висел Стефан.
– Срезана, – констатировал сержант.
– И часто у вас такое бывало? – спросил солдат.
– Первый раз вижу, чтобы висельников воровали. Правда, до вас мы людишек немного чтобы вешали-то. В основном кнутом да клеймом учили, а вешали нечасто. Одного-другого за год, но ни разу у нас их не воровали.
– И кто же мог это сделать? – задумчиво произнес солдат.
Ёган, Сыч, сержант и монах молчали.
– Ну! Есть мысли?
– Может, он… – сказал сержант.
– Кто? – спросил Ёган.
– Вурдалак, мы у него слуг-то переловили, вот он и взял колченогого, чтобы нового слугу себе сделать.
– А как он их делает? – спросил у сержанта Ёган.
– Сначала вроде как укусит, а кровь им пить самим не дает. Дает только трупы за собой доедать, – отвечал за сержанта монах, так как тот молчал, обдумывая ответ, – но это я так за книгой домысливаю, в книге про это ничего нет. Просто книга говорит, что обратил, и все.