Нечто из Рютте

22
18
20
22
24
26
28
30

– Трупы доедать, – Ёган поморщился и передернул плечами, – фу…

– Не брал его вурдалак, – сказал Волков, подумав, – он Соллона бы взял, а не этого плюгавого.

– Это значит, – продолжал тему вурдалака Ёган, – кровушку пить он им не дает, а дает после себя объедки догладать. Тот, значит, ему свежей человечины, он ему только объедки… Эх, и у мертвых, выходит, правды нет.

– А раз не вурдалак, то кто мертвяка снял? – спросил сержант.

Монах глянул на солдата, как будто искал разрешения, тот не заметил его взгляда, он думал, и тогда брат Ипполит произнес:

– Может, ведьма, если она еще жива, конечно.

– Так сдохла же она, – напомнил сержант.

– А девчонка Агнес, когда в шар глядела, сказала, что жива она, – ответил ему Ёган.

– Да, – подтвердил монах, – так и было, Агнес сказала, что ведьма шар вернуть хочет и сына. Вот сына и вернула.

– Ведьма? – не поверил сержант. – Да она ж хилая, попробуй сам, брат монах, висельника закоченелого с земли-то поднять.

– Сержант, – сказал Волков, – найди мне эту Агнес. Ко мне ее. Я в замке буду.

– Да, господин.

В донжоне, у самого входа, Волков увидел две большие бочки. Еще вчера их тут не было. Он заглянул в одну из них и узнал то, что увидел. Это был жир. Тот, что собирал Авенир бен Азар в своем трактире. И тут же рядом были сложены всякие нужные пожитки и посуда из трактира: чаны, сковороды, горшки, ножи. Пока Волков все это рассматривал, к нему подошел улыбающийся Сыч и поздоровался:

– Доброго вам утра, экслеленц!

– И тебе, – отвечал солдат.

– Ночью все сделал чисто, – не без гордости отчитывался Сыч. – Комар носа не подточит. Все ценное вывезли, только в конюшне осталось чутка, так дело уже к утру шло, не успевали. Постояльцы все целые, кони тоже, никто даже не угорел.

– Забыл, как тебя звать, Сыч?

– Матушка звала Фридрихом, да то когда было. Меня давно так не кличут, все Сыч да Сыч, я уж и привык.

– Ты молодец, Фридрих, а ты мылся, как я тебя просил?

– На Святом Писании могу побожиться, – поклялся он и посмотрел на Волкова честными глазами. – Вы сказали, экселенц, – я помылся.