А Волков на нее даже и не глянул, стоял, слушал сержанта, чуть улыбался да похваливал его. А потом произнес небрежно:
– Сыч, а ну глянь-ка ее, поищи мое золото, вдруг она не успела в лесу его схоронить, пока от сержанта пряталась.
– Сейчас все сделаю, – заверил Сыч, – как ее обыскивать, по-честному в подвале или с позором – прямо тут?
– Никакой чести ей. Тут обыскивай, – сказал коннетабль с усмешкой. – По-доброму она все равно не понимает.
– А ну-ка, ребята, подсобите, – велел Сыч самым крупным стражникам, подходя к женщине. – На брюхо ее кладите и сверху садитесь. Держите крепко.
Франческа была необыкновенно сильной женщиной. Даже когда два крупных стражника положили ее на живот и уселись на нее сверху, раздвинув ей ноги широко, она сопротивлялась и выкручивалась как могла. Но Сыч знал свое дело; видно, делал это не в первый раз, поэтому он задрал ей юбки и, не брезгуя, запустил пальцы женщине в зад. Франческа завыла, попыталась сбросить стражника, сдвинуть ноги, но ничего у нее не вышло. Сыч вытащил пальцы из нее, вытер о ее же платье и скомандовал:
– На спину ее.
Стражники перевернули Франческау на спину, один сел на ногу, другой придавил ей лицо коленом, а она продолжала выть и извиваться, даже пыталась грызть колено стражника и проклинала Сыча на ламбрийском языке, а Сыч спокойно запустил руку ей в утробу. Плевать ему было на все ее проклятия. Фридрих Ламме делал свое дело.
А народ глядел на это бесчестье и надругательство и с отвращением, и с презрительным ехидством, мол, и поделом ей.
Наконец Сыч с колен встал. Снова вытер руки о платье женщины и, подойдя к коннетаблю и сержанту, стоявшим в стороне, сказал:
– Пусто, экселенц, золотишко она либо в лесу спрятала, либо проглотила. Если в лесу, то искать непросто будет, собаки потребуются. Или на дыбу ее вешать и пытать, где спрятала, да и то дело пустое. Баба с перепугу ежели спрятала, то потом и нипочем место не найдет, даже если и сама захочет. Они ведь, дуры, если что прячут, то и сами потом не вспомнят где. А ежели проглотила, то поить ее соленой водой, пока не вырвет ее, или кормить да ждать, кислым молоком кормить с огурцами. Что делать будем?
– Упряжь лошади осмотри, – ответил солдат и пошел к Франческе, а сержант пошел следом.
Волков подошел к ней и, стараясь не вызвать новый приступ боли в ноге, присел перед ней на корточки. Женщина смотрела на него с ненавистью.
– Вижу, не вразумил тебя сегодняшний наш разговор. Сидела бы тихо, а лучше уехала бы, а ты вон что вытворяешь. На госпожу руку подняла! Знаешь, что тебя за это ждет? – спокойно говорил солдат, глядя ей прямо в глаза. – Знаешь?
И тут Франческа как будто взорвалась, она начала осыпать солдата самыми отборными и мерзкими портовыми ругательствами на ламбрийском, какие только он слышал.
– О чем она болтает, господин? – спросил сержант у Волкова.
– Проклинает, – отвечал тот.
– Кого? – насторожился сержант.
– Тебя, – соврал Волков с ухмылкой, хотя все проклятия и ругательства адресовались ему.
– Меня? – удивился старый вояка.
ebooksa