Засов на двери лязгнул, дверь открылась, и в камеру вошёл Магнус.
Стром ничуть не удивился, увидев его, свежего, весёлого, в драгоценной рыжей шубе из авденалийских лис. Охранник, шедший за ним, нёс перед собой поднос с едой и чаем. Посуда лёгкая, железная. Бесполезная.
Охранник поставил поднос на стол и почтительно кивнул Магнусу.
– Я буду недалеко от двери. Зовите, если он что-то выкинет.
– О, это не потребуется, – Магнус сладко улыбнулся. – Мы с господином Стромом хорошие друзья. Не правда ли? У нас всё будет отлично. Не беспокойтесь… и благодарю вас.
Они остались вдвоём. Магнус опустился на стул с тем же непринуждённым изяществом, с каким сел бы на резную скамью где-нибудь во дворце. Стром мог остаться стоять или сесть на свою каменную койку. Он выбрал второе.
Некоторое время оба молчали.
– Я хотел принести вам чего-то повкуснее, – наконец заговорил Магнус, – но это оказалось запрещено. Какая дикость, не правда ли? Разве убитых юношей воскресит то, что вы будете есть несолёную кашу вместо оленины или, например, белой рыбы? Я ел отменную давеча, в трактире. Взял и вам – но, видите, какая незадача… Пришлось отдать надзирателям.
– Я люблю кашу. Могу я узнать, зачем вы здесь?
– О, думаю, вы догадываетесь. – Магнус положил подбородок на скрещённые пальцы и теперь смотрел на Строма внимательно, почти грустно. – Ну, например, чтобы сказать: вот видите, господин Стром, я был прав, а вы ошибались. Я говорил вам: отступитесь, или быть беде. Но вы меня не послушали. Вы спрашиваете, зачем я здесь? Чтобы позлорадствовать.
– Ну, тогда вы пришли рановато. На вашем месте я бы подождал с неделю. Я бы хорошенько замёрз, проголодался, начал вонять… Сейчас – уж простите – во мне маловато отчаяния, и мне нечем вас порадовать.
– Вы умный человек, Эрик. Кроме того, у вас богатое воображение. Я уверен: и этих пары часов вполне хватило, чтобы вы поняли, в каком бедственном положении находитесь.
– Боюсь, вам придётся подождать ещё.
– Шутки в сторону, – Магнус вытянул ноги, разгладил складки лисьей шубы, вздохнул. – Вы очень разочаровали меня своим упрямством, Эрик. Меня и других, м-м-м… влиятельных людей, которые всегда принимали участие в вашей судьбе. Ваш потенциал колоссален. Полагаю, вы и так в курсе – с самого детства. Возможно, всеобщее внимание заставило вас думать, что угодно сойдёт вам с рук? Это не так. Да, начало вашего пути избаловало вас. Но теперь…
– «Избаловало»? – переспросил Стром, и голос его был холоднее Стужи за окном. – Моя мать…
– О, я хорошо знаю, что случилось с вашей матерью, – Магнус постучал ногтем по стакану чая. – Так жаль. Она была выдающейся женщиной. И уж по крайней мере она совершила воистину подвиг материнской любви, отказавшись давить вас в своей утробе. Вы могли родиться безголовым уродом, могли отравить её изнутри, могли никогда не увидеть белого света… Но посмотрите на себя сейчас, Эрик. Такой сильный. Такой уникальный. Она бы, бесспорно, гордилась вами.
Магнус говорил тихо, медленно – и вдруг от его обволакивающего, убаюкивающего голоса пахнуло чем-то резким, химическим… Запахом лаборатории.
Стены опасно сжались вокруг Строма, и на миг он снова почувствовал себя маленьким, потерянным мальчиком, только что лишившимся матери, ещё надеявшимся, но уже ощущавшим в глубине души колоссальное, отчаянное одиночество…
Он стиснул зубы, и морок отступил.
– А ваш отец, – продолжил Магнус вкрадчиво, – какое чудовищное, колоссальное невезение, не правда ли? Лишиться их обоих, одного за другим. Ваши родители заботились о вас, учили вас… И, смотрите-ка, напоследок они преподали вам ещё один важный урок, Эрик. Не стоит лезть в то, что недоступно пониманию. Или тебя сожрут быстрее, чем успеешь понять, что именно произошло. И хуже того: сожрут твоих близких, и ты, именно ты будешь за это в ответе.