— Как здорово жить! — с пафосом подхватила госпожа Барбара.
Я продолжала жечь письма — подкладывала в костер очередные, помахивая веером.
— Так ты что же, сжигаешь старые письма? — осенило ее наконец.
— Именно так.
— И все эти письма писались тебе?
— Ну что вы! Не лично мне. Их просто отправляли на мое имя.
«Письмо № 113» от Наставницы к Сэйко-сан в этом костре не горело. С этим письмом я решила побыть еще немного — и оставила его в бумажном пакете от Аньоло.
— Вот оно что! А я уж было подумала, что ты у нас популярна, как телезвезда!
— Да что вы! Я за всю жизнь столько писем не получала… Я что, молодежный кумир?
— О чем ты? — Госпожа Барбара гордо поджала губы. — Для Камакуры, Поппо-тян, ты самый настоящий кумир!
Я не поняла, что она имеет в виду, и промолчала.
Почему-то, когда смотришь на горящий огонь, разговаривать не особо хочется. Зато можно слушать друг друга сердцем.
Соловей вдалеке продолжал свои упражнения.
Просто «бандзай» какой-то, усмехаюсь я[70].
— Решено, — вдруг сказала госпожа Барбара. — Можно я сожгу здесь одно из своих?
— Вы о письме?
— Ну да.
Я кивнула, и она, легонько поднявшись, опять удалилась в дом. Мне вдруг почудилось, будто глаза ее подернулись каким-то странным сиянием. Хотя, возможно, то были просто слезы.
В ожидании госпожи Барбары меня посетило нечто вроде фантастического дежавю. Дело было в камамбере. Именно про него писала Наставница своей подруге в Италию. А уже на эту сцену наложился камамбер от госпожи Барбары.