— Друг мой, я знаю, что ты один в этом доме мне дружествен, а потому хочу открыть тебе тайны моего сердца. Знай, что не астрология увлекла мой мозг, как ты полагаешь, но другие помыслы его тревожат и едва не вытягивают у меня из головы. Как это возможно, что я сделался предметом неприязни в доме, где вместе с богатством должна бы царить благосклонность? — я, повторяю, исполняющий столь знатную должность и служащий хозяину в таких делах, в которых никто другой услужить ему не может! Мало того что не сыщешь ни единого, кто выказывал бы мне уважение, но все мне враждебны, непрестанно шутят надо мной и издеваются, как тебе известно. А что меня больше всего угнетает, так это зрелище того, что хозяин не беспокоится, как мог и должен бы, об этих тягостях, — более того, кажется, что мои муки доставляют ему удовольствие. Не знаю, что он такое, какие мысли имеет на мой счет и чего я могу от него ждать, ибо он не обращает на меня ни малейшего внимания, а я, как-никак, животное порядочное и отправляю мою должность безукоризненно. Когда, братец (прости, если скажу что-нибудь для тебя обидное), я наблюдаю такое доброе с тобой обращение и вижу, что нет у тебя никакой службы в доме, я изумляюсь и огорчаюсь одновременно — не оттого, что завидую твоему благополучию, но оттого, что вижу, что моей ценности, службе и заслугам не отдают должного. Будь проклята скудная ласка, какую хозяин оказывал мне сверх обычного попечения! Скажи мне, откуда, по-твоему, это берется? Какой способ ты сыскал, чтобы привлечь к себе благосклонность? Помоги мне, прошу, и советом, и каким-нибудь средством, чтобы я ободрился в таковой печали.
Пес немало сочувствовал мессеру астрологу, которого почитал другом, а так как тот с такою доверенностью открыл пред ним свои тайны и просил у него помощи, он захотел утешить его, а вместе и подать ему совет. Того ради он отвечал ему следующим образом:
— Любезный брат мой, благодарю тебя за любовь, которую ты ко мне питаешь и которою, воистину, ты хорошо распорядился, ибо питаю к тебе любовь не меньшую, о чем, полагаю, ты знаешь несомнительно, затем что от меня ввек не видел ни малейшего оскорбления. Мне очень горько видеть тебя таким измученным, так же как всегдашнею горечью было видеть, что над тобою все насмехаются и глумятся. Знай: будет удачею в большом доме снискать любовь хозяина вкупе с прочими — и не будет там злосчастья большего, чем общая нелюбовь, чтобы не сказать ненависть. Обычно так бывает, когда нелюбимая особа хороша, а все прочие дурны, или, наоборот, ввиду того, что между добром и злом никогда не бывало и быть не может любви и согласия. Если к тебе дурно относятся, потому что ты животное порядочное, утешься, затем что это обычный закон: добрых ненавидят и преследуют дурные; так продолжается некоторое время, но не вечно. В конце концов благость побеждает злобу, так что наберись терпения, ибо после долгих твоих мучений хозяин наконец оценит тебя по достоинству, придет облегчение, и дела твои пойдут хорошо. Но если тебя не любят из-за какого-нибудь изъяна или порока, исправься, братец, чтобы тебя полюбили. Того ради исследуй свою совесть, чтобы точно узнать, откуда происходит твое злосчастье.
И так как ты почитаешь меня истинным другом — а я и есмь таков — я хочу прямо высказать тебе мое мнение и дать добрый совет, как надлежит поступать истинному другу, который, видя в любезной особе некий изъян, коего та не может увидеть или познать, должен указать ей на оный, подать совет и подобающее исцеление. Часто случается так, что кто-то не замечает своих изъянов оттого, что слишком тесно связан с самим собою: как, например, наши глаза не могут видеть зрачок, их покрывающий, и мы не можем сами узреть недуги, присущие сим самым глазам и замечаемые потом другими. Это и приключилось с тобою, ибо ты не способен ни увидеть, ни уразуметь свои изъяны, так что я, как верный твой друг, обязан предупредить тебя о них, ты же обязан с охотою принять предупреждение.
Во-первых, ты должен знать, что есть в тебе некие природные изъяны, делающие тебя нелюбимым, между которыми главный тот, что ты — осел, животное, не весьма любезное по смешным своим чертам, каковы, в частности, твои уши, огромные и несоразмерные. Чтобы быть любезным и любимым, весьма важно иметь благородную природу и изящную внешность, а если этого всего кому-нибудь недостает, тогда можно видеть, что его не любят и не ценят, если только он не восполняет этих недостатков добродушием и другим каким-нибудь похвальным качеством. Затем, к этим изъянам прибавляется твой частый и вонючий пердеж, который много вредит учтивости и оскорбляет нос и уши присутствующих. Не менее досаден твой рев, столь хриплый и зычный, из-за которого ты воистину выглядишь ослом под вьюк[135], и хотя вы, ослы, высокого о себе мнения, оттого что зовут вас мельничными певцами, однако знайте, что это прозванье бесславное, данное вам людьми в насмешку и поношение. Знай, из-за этих изъянов, любезный брат мой, и из-за некоторых других, которые ты можешь себе представить, ты не вызываешь любви; потому не удивляйся, если хозяин и домочадцы тебя не ласкают. Но есть кое-что и похуже, ибо, имея возможность одолеть эту трудность и использовать кой-какие способы привлечь к себе благосклонность, ты не только сего не исполняешь, но и ведешь себя так, что делаешься еще ненавистнее, чем был по природе. Сказать тебе правду, ты заносчив со всеми; кажется, ты почитаешь других за ничто. Ни с кем ты не водишь дружбы, а если кто-нибудь любезно расположенный в знак доброжелательности захочет выказать приязнь или поиграть с тобою, ты, как деревенский осел, показываешь ему зубы и поворачиваешься к нему задними копытами, а это всякому несносно.
Однажды пришел я сюда в конюшню и услышал, как один из коней молвил своему соседу: «Что он о себе думает? Он ведь всего лишь осел». Тот отвечал: «Не удивляйся его нахальству; не знаешь разве, как говорит пословица? Когда навоз воссядет на престоле, то вони много, а зла и поболе. Когда видишь, что кто-нибудь заносится и вследствие сего делается спесивым и поступает нахально, выказывая презрительность, он, несомненно, подлого состояния и ничтожней навоза. Хотя он и астролог господина, однако осел его крестьянина, а с этой манерой вести себя делается еще ничтожней».
Так говорили эти благороднейшие животные, отмечая в тебе величайший изъян. Я также слышал много раз разговоры других из этого дома, что надо играть с тобою шутки, чтобы сбить с тебя спесь. Так что, любезный осел, пеняй лишь на себя, если тебя так не любят. В качестве лекарства от твоей немощи я советую тебе переменить мысли, а с ними и поведение. Хотя господин держит тебя в доме как астролога, однако признает и почитает тебя ослом, каков ты и есть на деле, и интересуется тобою лишь ради невеликой службы, которую от тебя получает. Будь уверен, что хозяева держат в домах слуг или животных не для чего иного, как для пользы, от них получаемой, так что следят лишь за их занятьем, а в остальном не переменяют положения дел. Потому-то, видя изъян в требуемой службе, они кричат, ругаются, задают палок и тому подобное. И неважно, что ты такое и в каком пребываешь почтении, ибо они на это и не посмотрят. Итак, хотя в этом доме ты исправляешь должность астролога, не считай себя чем-то большим осла. Эта мысль заставит тебя переменить твое скверное обхождение, порожденное чрезмерной важностью, которую ты себе придаешь, так что ты сделаешься смиренным, скромным, дружелюбным и любезным со всеми. Тогда все тебя полюбят и охотно примут. А как ты привел в пример мои обстоятельства, вызывающие в тебе немалую досаду оттого, что ты видишь, что я не несу никакой службы в доме, однако же меня любят и много ласкают, я советую тебе дать сему примеру правильное истолкование и в хорошем свете, а не превратное, как ты делаешь. Знаешь, отчего так любит меня господин? Не оттого, что он пристрастен, как ты думаешь, но оттого, что я им восторгаюсь и ласкаюсь к нему непрестанно; пусть он и побьет меня, это не помешает мне выказать ему больше любви, чем когда-либо. Словом, я не упускаю возможности уверить хозяина, что люблю его от всего сердца. Это верный способ, какого должны держаться слуги, если хотят добиться милости от своих господ.
Как со зверьми, особливо с дикими, каковы львы и подобные, прибегают к ласке, чтобы укротить их и сделать незлобными, так следует поступать и с людьми, а наипаче с могущественными, природа коих весьма далека от того, чтобы сживаться с низким людом. Этому я научился из разных разговоров, которые слышал здесь, в доме. Слыхал я как-то речи одного человека, слывшего мудрецом: он утверждал, что есть такие господа, которые ничуть не отличаются от диких зверей и столь надменны, что, имея с ними дело, никак нельзя их задевать и перечить им в чем бы то ни было. Ибо, как звери, если взъерошить им шерсть, обнажают зубы и сильно озлобляются, так и те показывают свою господскую неукротимость. Кто хочет от них милости, должен им льстить и ласкать, как делают со зверьми, когда хотят их приручить. Все эти уроки я применяю на деле с отменным успехом, снискав сим образом милость моего господина, так что хоть я и бесполезен, однако более всех любим и обласкан в доме, и хотя допускаю промахи, меня из-за этого не гонят взашей. Одно время меня ненавидела вся челядь, завидуя моему счастью, отчего едва не всякий на меня кричал и потчевал палками. В конце концов все переменились, искренне или притворно, ибо я со всеми был ласков. И хотя дали мне прозванье льстеца, для людей позорное, мне до того дела нет, ибо я, как бы там ни было, животное, а не человек: лишь бы я был любим хозяином и жил благополучно, о прочем мне нет заботы. Хочу рассказать тебе прекрасную повесть.
Однажды я, замарав чем-то лапы, захотел, как обычно, приласкаться к вошедшему в дом хозяину и запачкал ему новый и отменно красивый плащ. И хотя он прогневался и грозил мне, однако ж не удержался потом погладить меня и выказать обычную ласку, отчего в великое изумление пришли все слуги, а один в разговоре с другими молвил: «Гляди, какое везенье этому псу: он досадил хозяину, а тот с ним нежничает; а досади я ему в чем-нибудь менее важном, он меня уж наверное выгнал бы из дому». Того ради, брат мой осел, в заключение всего этого — если хочешь, чтоб тебя любили, оставь обычное твое обхождение и бери пример с меня.
Мессер осел с великим вниманьем выслушал речи пса, весьма для него утешительные, отвечал, что весьма доволен, и бесконечно его благодарил.
Глава XXX.
Измученный осел некоторое время жевал в уме речи и доводы пса, сетуя на себя, почему он о том никогда не думал. И так как он был тоже животным, то почел за правду все сказанное псом и принял за правило, что нельзя снискать милость могущественных людей и своего господина иначе как лестью; в этом он, вообще говоря, ошибался. Ибо хотя есть такие, кто любит одних льстецов, находятся и иные, не такого дурного и несмысленного нрава, а особливо особы смиренные и благоразумные, которые имеют в предмете лишь истину и достоинства людей; ввиду того, что смирение и благоразумие не могут терпеть лести, они крайне гнушаются ею, как самым пагубным пороком, и накрепко привязаны к истине.
Итак, он принял решение снискать хозяйскую милость, подражая советчику своему псу, и, будучи однажды приведен пред очи господина, чтобы, как обычно, дать ему желанные знаки погодных перемен, не упустил случая и встретил его радостно, как делывал сей самый пес, взбрыкивая, испуская пахучий пердеж и ревя так громко, что оглушил всех. А чтобы подражать без упущений, он поднялся на дыбы и положил ноги на шею господину, силясь его облобызать. Хозяин был такою новостью совершенно ошеломлен и, не в силах сносить эти ослиные ласки, завопил, приказывая его убить[136]. Но по воле случая ни у кого из окружающих не было оружия под рукою, так что нельзя было исполнить распоряжение хозяина, а тот удалился в свою комнату и некоторое время чувствовал себя дурно. Придя в себя, он сказал, что, по его мнению, в осла вселился дьявольский дух: по сей причине он пророчил, и этот дух понудил его вытворять такие штуковины; того ради он, хозяин, не хочет, чтобы этот осел оставался у него в доме. Он распорядился как можно скорее вернуть его крестьянину, забрав у того выплаченные при покупке деньги.
Пришел в город крестьянин, и хозяин рассказал ему о таковой наглости, изложил свое понимание дела и спросил, примечал ли он когда за этим ослом такие вещи, как действия злого духа. Тот отвечал, что никогда ему такая нелепица не всходила на ум; что он не думает, чтобы осел был одержим, но усмотрел в нем некий рассудок и полагает, что осел хотел приласкаться и радостным приветствием почтить хозяина; должно допустить в нем доброе намерение, хотя способ, каким оно выражалось, был крайне неуместный.
— Мне не нравится, — возразил господин, — когда доброе намерение у людей приводит к подобным следствиям, а у ослов — и того меньше. Весьма безрассудно желание оправдывать ошибку добрым намерением, а потому не представляй мне извинений, которых я не приму. Забери своего осла домой и верни мои деньги, ибо я не хочу твоих животных у себя в доме.
— Не сердитесь, синьор, я сделаю все, как вы велите. Вы знаете, что я в этом ничуть не виноват, ибо не предлагал вам моего осла, но вы его у меня попросили. И, правду сказать, я отдал его вам неохотно, ибо лишился лучшей скотины во всей округе, и немало дивился, как это вы, знатная особа, пожелали держать в доме осла.
— Чего ж ты дивился? Разве мне не позволено держать в доме скотину любого рода?
— Да, синьор, вам позволено делать все, что вам заблагорассудится. Но я хочу сказать, что благородным людям пристало пользоваться благородными вещами, неблагородные же оставить нам, крестьянам; так, для вас созданы кони, а чтобы служить нам, сотворены ослы, ибо мы не такой нежной природы, чтобы не стерпеть ослиных несовершенств, которые людям знатным кажутся несносны. Ну, отведу его домой, а завтра принесу вам деньги.
Глава XXXI.
Когда осел вернулся в усадьбу, не меньше радовались его возвращению животные — его сотоварищи, чем он печалился, видя, что снова оказался меж подлой скотины. Все же он утешился, вспоминая оскорбления, полученные в знатном доме, и ожидая лучшего обращения от крестьянина. Друзья расспрашивали его обо всем, что приключилось с ним до сего дня. Он отвечал, что поставлен был на важную должность, именно, был астрологом, но хоть и подавал в ней величайшее удовлетворение господину, за всем тем был вечно нелюбим и терпел дурное обхождение от всех живущих в доме, а наконец, когда захотел некими ласками явить хозяину доброе свое расположение и великую приязнь, не только не добился желаемого, но и жизнь свою подверг опасности; и что хозяин уволил его от должности не по какой иной причине, как потому, что он, осел, захотел открыть ему свое сердце и снискать его благосклонность.
ebooksa