Из второго примера, именно о том осленке, что не желал перебираться через реку, дожидаясь, что пресечется течение вод, и от лягушки известился о своем заблуждении, можно постичь безумие думающих, что свет должен рано или поздно улучшиться, ибо и по опыту, и по преданию наших предков и историков известно, что свет всегда был полон злосчастий и угнетений. Так что не следует стоять праздно, глядя на течение своих обстоятельств, но надобно идти вперед и замочить ноги, то есть трудиться и сносить удары непрестанных мучений, не питая страха. Из ответов, которые осел дал тому несчастному насчет зверей, что кажутся счастливыми в сем мире, можно видеть, что люди сильно обманываются относительно положения и участи других, а следственно, пребывает в величайшем заблуждении тот, кто поносит свое положение и восхваляет чужое, ибо в каждом положении довольно трудностей, и часто видишь, что те, кто кажется счастливым, на деле самые несчастные. Кроме того, пословица говорит, что в шерстяной ткани снаружи — прекрасный ворс, а под ним — грубая изнанка и что в игральной кости под шестеркой стоит единица: это означает, что там, где видится величайшее благополучие, скрывается вящее несчастье, хотя тому, кто не суется в чужие дома, его не видно.
Но вернемся немного назад и рассмотрим наставления, подаваемые рассказом осла, державшего речь в узком собрании перед всеобщим советом, когда он отверг решения, предложенные другим, насчет восстания и освобождения от людского владычества. Прежде всего здесь видно, сколь дурно поступают те народы, которые, получив от Божественного провидения доброго господина, управляющего ими должным образом и обороняющего их от неприятелей, стремятся восстать и обрести свободу, в которой не могут удержаться надолго и вследствие сего приходят в упадок. Поэтому, сколько бы тягот ни выпадало, они все же должны удовольствоваться тем, что угодно Господу Богу.
Из тех примеров, которые он привел потом насчет заключения союзов, можно вынести полезнейшие наставления. Тот осел, что утопился в реке, чтобы умертвить слепней, или паутов, которые ему досаждали, научает нас, что, если мы желаем избавиться от вражеских нападений, не следует делать того, что подвергает опасности нашу жизнь, а того паче — душу, ибо это было бы величайшим помешательством и даже скотской тупостью.
Из примера зайцев, которые, чтобы избавиться от досаждений и урона, чинимого лисами, вступили в союз с косулями, которые ощипали их пастбища и, исчерпав эту выгоду, удалились, оставив зайцев без помощи, можно постичь, что союзы заключаются лишь по одной причине — для собственной корысти и пользы, так что с их прекращением кончается и заключенный союз. И когда республика или государь для защиты своих владений заключают договоры и призывают на подмогу союзников, они добиваются лишь того, что позволяют разорять своих подданных своим друзьям, которые впоследок, когда нечго больше грабить, поворачивают знамена вспять. Потому хорошо сказал советник, призывавший своего короля к миру, что его подданные терпят больше вреда от друзей, чем от недругов[128]. Несметное множество таких несчастных последствий обнаруживается в историях, а кроме того, их постоянно видишь своими глазами. Из второго примера, о коне, который позвал на помощь человека, чтобы сразиться с оленем и одолеть его, и оказался подданным и рабом этого человека, можно видеть, что, даже если терпишь некий урон, великим злом и пагубой будет желание сражаться, а еще хуже — призывать с этой целью другого, от кого можно ждать зла, ибо не наживешь ничего доброго, только окажешься в рабстве и навлечешь на себя тираническую власть другого, — тому читаются бесчисленные примеры. Достаточно указать на Венгрию, которая в наши дни перешла под власть Турка из-за раздора между теми, кто на нее притязал[129].
Из другого примера, о баране и козле, сражавшихся друг с другом и проливавших кровь, которою насыщалась враждебная лиса, доведшая их до раздора, можно постичь, что некоторые злонамеренные люди поддерживают раздор между иными государями не для чего иного, как только для того, чтобы нажить кое-что своим посредничеством, будучи врагами и одному, и другому. Поэтому, как те два рогача, видя урон себе и выгоду лисе, примирились и, объединившись, побили лису и обратили ее в бегство, так должны поступать и ссорящиеся государи, то есть примириться, объединиться и вооружиться против тех, кто под видом дружбы старается поддерживать между ними раздор, или по малой мере должны позаботиться о своем благе и выгоде.
Так поступили в недавние времена синьоры Колонна и Орсини, побужденные одной лисой-притворой воевать друг с другом, ибо она рассчитывала таким образом увидеть их истощенными, вследствие чего исполнить некие свои замыслы и обогатиться. Они примирились сами, сведав помыслы этой выжиги[130].
Но завершим наконец это отступление, почерпнув другое наставление из гордого и бестолкового посольства, которое ослы отрядили к Юпитеру и возбудили его гнев; оно вот каково. Весьма велико прегрешение тех, кто, не довольствуясь своим жребием, жалуется на Господа Бога, что-де Он с людьми был несправедлив, сделав их великими и низкими, богатыми и бедными, ибо это не что иное, как хула на Божью благость и провидение. Затея несносной гордыни — просить у Его Божественного величества перемены вещам, уже утвержденным Его неизреченной и вечной премудростью, ради славы Его и ради блага вселенной, в которой надлежит быть сему разнообразию состояний. Его Божественное величество могло сделать, чтобы бедный стал богатым, а богатый — бедным, но не сделало ради блага вселенной и самого этого человека. И кто осмелится сказать, что это сделано нехорошо?
Необходимо смиряться и исправлять наши дурные помыслы, а не деяния Бога, Который ошибиться не может. И каждый должен довольствоваться своим положением, благодаря Божественную Его благость за средства и помощь, поданные ею, чтобы он мог в сем положении оставаться.
Глава XXVIII[131].
Рассуждение этого доброго осла, рассказанная история и дружеское его увещание оставили наилучшее впечатление в измученном сердце сардинского осла, так что он, довольствуясь своим положением и сим добрым обществом, приноровился честно служить новому хозяину. Примечая, что чем лучше он служит, тем лучше тот с ним обращается, он усердствовал и старался служить безупречно, нося и вьюки, и сумки, и любой груз прилежно и надежно. Оттого хозяин дорожил им и часто на нем ездил, а тот служил ему лучше английского пони, и так шло некоторое время. Этот крестьянин обрабатывал земельный надел одного знатного флорентинца, а потому ему надобно было часто наведываться в город, чтобы вести дела с хозяином, или отвезти ему каких-нибудь плодов, или еще зачем.
Случилось так, что, когда он пошел однажды в город, хозяин задержал его несколько дольше обычного, чтобы потом отправить обратно с неким поручением; крестьянину не по нраву было это промедление, и он просил его отпустить, говоря между прочим, что, если быстро не отправится, вымокнет по дороге, так как в скором времени будет дождь. Хотя хозяин посмеялся над этой диковинкой, видя, что небо ясное, однако же отпустил его.
Тот со своим ослом удалился, а когда был недалеко от города, хлынул с неба дождь такой частый и сильный, что промочил его насквозь; не меньше поливало и в самом городе, отчего дворянин весьма изумился и мало что не счел крестьянина колдуном, затем что он предрек дождь, хотя ни намека на него не было. Посему, когда крестьянин воротился в город, он спросил его о таковой диковинке, восхваляя его как звездочета, лучшего всех альманашников[132], не умеющих предсказать дождь, и понукал его сказать, какое знание и какие секреты есть у него в этой области. Тот усмехнулся, видя, что хозяин почитает его искушенным в ремесле звездочета, и отвечал ему так:
— Синьор, я не обладаю знанием, которое вы мне приписываете, и едва могу читать мои приходные и расходные книги, а потому вам не след считать меня звездочетом лучше тех, что пишут альманахи и прогностики, хотя и умею высчитывать епакту, как они. Скажу даже, что у них разума меньше, чем у меня, ибо они воображают, что знают вещи, весьма от них далекие, и придумывают хитросплетения, отменно далекие от истины. Лучше бы им, конечно, взяться за какие-нибудь затеи, полезные для души и тела. Мы, крестьяне, смыслим больше, чем они, по части перемен погоды, ибо научены этому долгим наблюдением происшествий и изменений — и в нашем теле, и в животных, да и в воздухе, воде и самой земле. Например, когда мы видим вечером, что небо краснеет, то знаем, что назавтра будет ясно, а когда то же самое видим поутру, знаем, что будет ветер или дождь. Но с вящею точностью дают нам судить о том животные, особливо гуси, утки и ослы. Когда гуси бегут, никем не гонимы, хлопая крыльями, — это примета к ветру; когда утки утыкаются клювом в задний проход — это к снегу; когда ослы задирают голову к небу, обнажая зубы, будто смеются, а потом ревут вполголоса — это к хорошей погоде; когда же они склонят голову к земле и свесят уши — это к скорому дождю. А что вы скажете, синьор, о наших телах? От них тоже получаем мы самые ясные знаки перемен в погоде, урожая и недорода. Когда в мае месяце нам, селянам (о людях знатных не умею сказать), докучает жестокий зуд в области шептунов, или пердежа, — это к урожаю; когда он докучает хозяйкам в области костреца, то есть ляжки, — к недороду. Когда ятра так опускаются, что оторвутся того и гляди от брюха, — это к дождю, а когда слишком сморщатся — к ветру. Но слишком долго было бы рассказывать обо всем по отдельности. Умей я сочинять, составил бы из этого прекрасную и обширную книгу. Поэтому в ответ на ваш вопрос я говорю, синьор, что сведал о скором дожде от моего осла, который не мог ни голову держать высоко, ни поднять уши: знайте, что это предсказание непогрешимое. Того ради я не побоюсь верстаться со всеми звездочетами, сколько их есть в свете, по части предсказания и понимания погодных перемен, покуда со мною будет этот осел, который, кажется, много в чем смекает.
Когда хозяин услыхал такие похвалы ослу, ему немедленно припало желание (как это бывает с большими людьми) получить его и держать при себе. Он не хотел медлить с удовлетворением этой прихоти, а потому тотчас заплатил за него сколько следовало и отправил селянина обратно в усадьбу без осла, которого взял в дом в качестве звездочета, и тот исправно служил ему в разных случаях. Он почитал себя самым счастливым меж всем ослиным племенем, видя, что служит особе благородной и именитой, и не вьючным скотом, но звездочетом, то есть в должности весьма важной и почетной.
Глава XXIX.
Он не вспоминал о наставлениях, данных ему матерью и другими, а тем паче обо всем, что с ним приключилось, от склонности спесивиться. Оттого, видя, что снова превознесся, он снова зачванился и, ослепленный дымом тщеславия, начал почитать себя не ослом, но первенствующей в этом доме особой, а вследствие сего — поступать нахально.
Он не был ни первым, ни последним животным, которое, видя себя превознесенным, полнится спесью в помыслах, словах и делах. Он не желал, чтобы какой-нибудь конь к нему приближался, даже и для неких любезностей, почитая себя важнее, а потому лягал их и показывал им зубы, хотя часто получал от них удары, и весьма болезненные. Кроме того, часто поднимался ему в мозг некий дым, из-за которого он иной раз не хотел, чтобы трогали его конюхи, они же по этой причине изливали на него тысячу шуток и издевательств. Не проходило и дня, чтобы не щелкали его по носу[133], что повергало его в отчаяние, тем более что он помнил, что отправляет в доме должность звездочета и хозяин много им доволен. Еще возрастали эти муки при виде того, что пса, не несшего службы в доме и ни к чему не годного, много ласкали и хозяин, и все прочие. И с крайней горечью жаловался он на своего хозяина, почему тот не заставляет являть ему уважение, как делает для коней и в особенности для пса. Поэтому, когда хозяин приказывал вывести его для предсказаний, он открывал рот, чтобы все ему объявить, но не выходило ничего, кроме громкого рева[134], так что, к вящему его огорчению, хозяин ничего не понимал.
Однажды, когда стоял он в стойле, одолеваемый печальными думами, в глубоком унынии и скорби, пришел туда помянутый пес, как делал иной раз, когда припадала ему охота, и, приметив его выражение, меланхолическое и тоскливое, приветствовал осла и молвил так:
— Добрый день, синьор астролог (так звали его все), куда унесся ваш мозг? Может, странствует в области астрологии? Пожалуйста, коли есть у вас что новое, поделитесь со мной.
Тот приободрился от такого приветствия и, зная этого пса за животное весьма дружелюбное, захотел обнаружить пред ним свое уныние, дав выход скорби, снедавшей ему утробу. В самом деле, для измученного нет лучшего лекарства, чем излить сокрытую печаль, поделившись ею с другом. Потому он отвечал так:
ebooksa