Бранкалеоне

22
18
20
22
24
26
28
30

Одна ослица родила, и сестра ее, добрая и скромная, решила, как того требует любовь, послать навестить ее с кое-какой необходимой помощью; позвав сына своего, осленка, нагрузила его некими травами, другими надобными вещами и отправила к ней. Он послушно пошел. Приходилось перебираться через бурную речку: подойдя к ней, он испугался быстрых волн и, не имея духу перебрести, повернул назад, сочинил какую-то небылицу и тем оправдался перед матерью; а назавтра она отправила его сызнова.

Вновь подступившись к речке, он охвачен был прежним страхом и, думая, что должны же эти воды стихнуть, улегся на берегу. Пока он пребывал в задумчивости, выскочила из воды лягушка, чтобы немножко погреться на солнце, и, видя лежащего осленка, в удивлении спросила, что он тут делает и чего ждет. Тот охотно ей отвечал, что надобно ему перебраться через реку и что он ждет, когда прекратит бежать вода, чтобы перейти посуху[124].

„Ох и дурень же ты, — отвечала лягушка, — коли этого дожидаешься, всю жизнь тут простоишь. Вот уже одиннадцать лет, что я живу в этой реке, и предки мои всегда здесь жили, и всегда я вижу воду так вот бегущею, и из отеческого предания знаю, что она всегда так бежала. С тех пор как сотворен мир, бе-жит эта река, и будет так бежать до его скончания, а потому велико же твое безрассудство, если ты думаешь, что эти волны прекратятся. Если ты хочешь перебраться на ту сторону и пойти своей дорогой, тебе придется войти в воду и замочить ноги, иначе не выйдет. Мир и эта река созданы на такой лад, поэтому наберись терпения, ибо намокнуть придется — меньшим не отделаешься“. Услышав это, он собрался с духом, перешел, а потом перешел и еще раз, когда возвращался домой.

Я решил рассказать эту историю, чтобы показать вам, что мир подобен той бегущей реке: он всегда был, всегда и будет полон невзгодами и трудами, а паче всего — для нас, ослов. Посему не следует жаловаться, что бедствия наши бесконечны, но скорее надобно в добром терпении сносить все и держаться, как держались наши предки. Что же до сравнений, которые приводил наш брат, скажу, что они не очень удачны. С овцами, говорит он, лучше обращаются. Кажется так, но на деле иначе: они тоже в величайшей тягости, ибо видят, что шерсть их стригут, молоко выдаивают, детей их отнимают от сосцов, чтобы вести на убой, а их самих обдирают, чтобы из шкур делать разные вещи, потребные людям, ласковым с овцами не для чего иного, как для величайшей пользы, какую они из овец извлекают. О, не будь у них величайшего терпения (какое хотел бы я видеть и во всех ослах), мы, несомненно, слышали бы непрестанные их сетованья и уразумели бы, что с ними обходятся хуже, чем с ослами. И собаки страдают не меньше, ибо их держат и кормят, чтобы они бились с волками и другими дикими зверьми, которые, помимо того, что заставляют их непрестанно бодрствовать, часто подвергают их жизнь величайшей опасности и оставляют на них отметины своих зубов. Но, может, они находятся в такой милости у хозяев, что могут терпеть неудачи без наказания? Нет, конечно: ведь за малейшую ошибку, какую допустят, их припекут палочным боем. О, будь у них возможность жить без этой должности, я уверен, они оставили бы занятие, в котором почитают себя несчастнейшими.

Затем, то, что он говорит об участи свиней, — пустое: не найдешь никого несчастней[125]. Мне пришла та же мысль однажды при виде того, как в доме моего хозяина хорошо обращаются со свиньею. Но когда я увидел, что она, изрядно откормленная тем самым хозяином, что так ее лелеял, была убита с величайшею жестокостью, какую можно вообразить, и изрублена в куски, как самая злосчастная скотина в свете, — считайте, что я переменил мнение, и покинула меня вся зависть, какую я питал к оказываемым ей ласкам.

Далее, что скажем об удовольствиях коней? О, сколь много ошибаются ослы, считая их удачниками, потому что с ними хорошо обращаются и прекрасно убирают такой богатой и разнообразной сбруей. Помню, один из этих зверей кичился подобною суетою и презирал меня, мою худую сбрую и еще худшее со мною обхождение. Но что же? Вскоре он приведен был домой, охромелый и негодный носить всадника, так что хозяин велел его убить и, ободрав, отдать в корысть собакам. Неужели вы не знаете, что кони калечатся на войне или же, состарившись, отданы бывают крестьянам или лодочникам, а те вместо зерна задают им крепкую взбучку? Но много сильнее угнетает их печаль при воспоминании, как их ласкали и как хорошо с ними обращались, ибо нет несчастья горшего, чем пребывать в благополучии, а потом из него низвергнуться[126].

И пусть не говорит мне этот наш брат о свободе диких зверей, ибо эта свобода слишком пагубная и много хуже нашего рабства. Разве вы не видите великие гонения, какие у них учиняет один на другого? Разве не знаете, что звери посильней поедают слабых и что они убивают друг друга? Я бы вдался в слишком длинную речь, если бы затеял рассказ обо всех их несчастьях и мученьях. Довольно того, что они в положении, много худшем нашего, и мы, ослы, ничуть не должны им завидовать.

Посему, заканчивая свои рассуждения, я говорю вам, братья мои любезные, что великим помешательством будет, если мы замыслим жить в сем свете без трудов и удручений. Уверяю вас, мы ввергнемся в величайшую опасность, если захотим молить Юпитера (как вы постановили), чтобы удостоил перевернуть ослиную природу».

Глава XXV. О решении, принятом на совете, и о том, как оно исполнялось

— Речь первого осла воспламенила сердца всех собравшихся в совете, так что все тотчас вспыхнули желанием спешно отправить посольство к Юпитеру, но речь доброго старика, подобно воде, щедро вылитой на небольшой огонь, угасила это желание и так всех расхолодила, что они переменили мнение. Вместо того чтобы заниматься выдвижением или избранием, как было предложено, они переглядывались друг с другом и, бросая косые взгляды, выказывали смущение.

Приметив это, внесший предложение был мало что не убит печалью; он понимал, что ему спутали карты, и намерился, чтобы не опозориться, оставить покамест это дело недоконченным. Посему, поднявшись, он сказал, что вынужден удалиться, оттого что накопившееся дерьмо нестерпимо его прижимает и ему надобно опорожниться, а потому приходится отложить обсуждение до завтрашнего дня, когда он призывает всех собраться вновь, чтобы вынести решение, за или против.

Той ночью он не спал, но учинил тайный совет со своими сторонниками о способе избегнуть позора. Ибо если решено будет не отправлять посольства, а жить по-прежнему, все будут почитать его невеждой и помешанным, так как он брался за нелепую затею, и он потеряет в республике ослов всю репутацию, которую почитал приобретенной или притязал приобрести. Не найдя подходящего средства, они решили позвать мулишку, приходившегося одному из них двоюродным братом и обретавшегося в ту пору на тамошних пастбищах: от него ждали большой помощи в сем случае, зная, что меж породою мулов он один из самых изворотливых и хитроумных. Он охотно покинул свое ложе, хотя еще и не мочился на ночь, и, слыша, какая важность придается его особе, был весьма доволен. Соединившись с прочими и узнав об их нужде, он пришел в прекрасное расположение духа и молвил так:

«Хотя я происхожу от славного племени благородных коней, однако не гнушаюсь с вами знаться и любить вас как моих родственников. Я не из таких, кто, почитая себя выше прочих, презирает и единокровных, но дружен со всеми, всем являю уважение, со всеми отменно ласков и неизменно готов подать помощь всякому, кто ее у меня ищет. Это узнаете ныне и вы на своем опыте; будьте уверены, что, благорасположенный к вам, я искренне скажу всю правду и дам самый добрый совет. И это будет не первый плод моего разумения, ибо совет мой и прежде бывал многим полезен. Несомненно, вы в весьма затруднительном положении, и если не прибегнете к ухищрениям, то всерьез обделаетесь.

Два способа остаются вам спастись из той бури, что вот-вот потопит вас в море бесславия, а лучше сказать — поношения. Один — избрать некоторых из ваших сторонников, которые вам подлинно друзья; подробно изъясните им ваше намерение и желание и подговорите противоречить вам, когда вы соберетесь все вместе и будете обсуждать дело: пусть представляют свои доводы, которые будут выглядеть основательно, но в конце концов рухнут перед вашими, как более сильными. Таким способом вы покажете рассудительным ослам, что у вас в этом деле больше понимания, чем у всех прочих. А потом выйдет так, что те, кто не столь учен, примут ваши доводы, признают ваше ослоумие как обладающее огромнейшим авторитетом, непременно присоединятся к вашему мнению и сделают все, что вам будет угодно. Если этого средства не будет достаточно, перейдите ко второму, которое безошибочно добудет вам победу. Предложите, во избежание беспорядка при таком множестве голосов, выбрать нескольких, которым даны будут все полномочия завершить дело, и прибавьте, что ради свободы в высказываниях пусть подают голос тайно, говоря вам на ухо. Ибо много раз замечалось, что один, остерегаясь другого, не осмеливается молвить свободно то, что у него на сердце. Таким образом, когда вы, господин верховный осел, выслушаете всех, то сможете сказать, что общее мнение было таково, как вам угодно, так как, если один не знает, что говорит другой, никто не будет знать, каково решение, и так вы исполните свое намерение».

Совет этого изворотливого мулишки был весьма полезен бедному ослу, видевшему, что ему грозит потеря всей его репутации. Назавтра созвав совет, он поступил во всем сообразно наставлению мулишки, и дело вышло точно так, как замышлялось. Ибо доводы тех, кто ему противоречил, казались много слабее доводов внесшего предложение, так как они ему уступили, а он, выслушав мнение каждого тайно, вынес решение по своему вкусу, каково бы оно ни было, верное или ошибочное.

Итак, принялись называть поименно посланников, меж коими первым оказался сам ослиный глава, а сотоварищами ему — несколько сторонников его предложения.

Глава XXVI[127]. О мольбе, какую они обратили к Юпитеру, и об ответе, ими полученном

— Пустились в путь ослиные послы, но недолго шли, так как вступили в соседний лесок, где, много ревя и пердя, изложили Юпитеру свое поручение. Их глава, держа речь от общего лица, молвил так:

«Синьор Юпитер! Хотя ослы должны признавать, что они вам обязаны, так как вы дали им не просто бытие, но весьма благородное и наделенное многими добрыми качествами, однако они не очень довольны вашим деянием, затем что вы сделали их самыми несчастными и измученными зверями в свете. Что за причуда вам припала — решить, когда вы водворяли нас в сем свете, чтобы мы подвергались столь великим несчастиям и людской жестокости? Воистину, мы можем сказать, что вы тогда были чем-то возмущены и сильно разгневаны. Поэтому мы все ныне просим, чтобы вы изволили приникнуть на наши несчастья и облегчить оные из сострадания, сделав так, чтобы мы не были в положении, худшем, чем у других, и чтобы другие звери не говорили, что вы нас почитаете за ублюдков».

Когда Юпитер услышал эту посольскую речь, глупую и заносчивую, то немало разгневался и раздумывал, не грянуть ли в них молнией с неба, тем более что они его почти удушили смрадом своего пердежа. Но, учитывая и понимая ослиное простодушие, он умирился и, ограничиваясь только суровым выговором, отвечал так: