Черчилль понятия не имел, о чем она говорит. Его занимало единственное – не оскорбил ли он ее так сильно, что она не захочет больше его видеть. Не одна лишь похоть влекла его к ней. Он точно знал – он любил эту красивую девушку и возжелал бы ее, даже если бы только что обработал дюжину баб.
– Вернемся, – сказала она. – Боюсь, я испортила тебе хороший вечер. Сама виновата… Не надо было мне тебя целовать. Но так хотелось!
– Так ты на меня не сердишься?
– За что бы это?
– Ни за что. Но я снова счастлив.
Когда они, привязав судно, поднимались по ступеням, он остановил ее:
– Робин, а сколько времени нужно, чтобы ты узнала наверняка?
– Завтра я иду в храм. Когда вернусь, смогу тебе сказать.
– Ты будешь молиться о вразумлении? Или что-то вроде этого?
– Молиться? Буду. Но это не главное. Я хочу, чтобы жрица провела со мной тест.
– А после этого теста ты будешь знать, хочешь ты или нет пойти за меня замуж?
– О нет, конечно же, нет! – ответила она. – Для того чтобы просто подумать о браке с тобой, я должна куда лучше тебя узнать. Нет, я хочу пройти через этот тест и узнать, должна ли я лечь с тобой в постель.
– Что за тест?
– Если ты не знаешь, то и волноваться не будешь. Но завтра я буду знать точно.
– Что знать?
– Имею ли я право перестать вести себя как девственница.
Ее лицо озарилось экстазом:
– Я буду знать, понесла ли я дитя от героя-Солнца!
VII
В то утро, когда Стэгг должен был вести парад в Балтимору, шел дождь. Стэгг и Калторп сидели в палатке с поднятыми стенками и пили для согрева горячую белую молнию. Стэгг сидел неподвижно, как манекен, во время ежеутренней процедуры окраски гениталий и ягодиц, необходимой, поскольку в течение бурной ночи краска стиралась. Он молчал и не обращал внимания на смешливые комплименты трех девиц, чьей единственной работой было раскрашивать героя-Солнце каждое утро. Калторп, который обычно болтал как заведенный, пытаясь поднять настроение Стэгга, тоже был мрачен.