— Я более, чем уверен, что у тебя будет все хорошо в любом случае и при любом раскладе, любимая. Ты прекрасно выносишь и двойню, и тройню, и даже целую футбольную команду. — Алекс Рейнольдз предусмотрительно накрыл тонкие пальчики своей занервничавшей супруги внушительной ладонью крайне переживающего и заботливого мужа (именно мужа, а не Хозяина и Господина), и этот утешительный жест просто не мог не царапнуть твоего глазного нерва и не пройтись по спинным позвонкам вымораживающим ознобом. — Не забывай, что мы живем далеко не в захолустной провинции, и до ближайшего медицинского центра, оснащенного передовой техникой и лучшими в своей области врачами, нас не разделяют сотни миль.
— Мне бы твою стопроцентную уверенность и спартанское хладнокровие, дорогой. Посмотрела бы я на тебя, если бы ты вдруг залетел целой тройней. Да ни один мужчина не выжил бы после того порога боли, через который приходиться проходить каждой роженице.
— Да, и не один мужчина никогда в жизни не испытает родового оргазма. В этом плане вы обогнали нас по всем показателям, даже опровергнув идиотский миф о том, что вы якобы завидуете нашему детородному органу. — Его голос и тем более смысл сказанного, в который раз подействовали для тебя неожиданной вспышкой кратковременного шока.
И как бы ты при этом не пыталась избежать возможности не смотреть в его чеканный лик невозмутимого патриция (расслабленного, самоуверенного, откинутого на спинку кожаного дивана-уголка цвета черного шоколада в своем более темном костюме-тройке с тем самым темно-гранатовым галстуком, на который до этого так запала Дэниз Эпплгейт), это было так же нереально, как и не осязать его близости со звучной вибрацией его бархатного баритона очень глубоко и до безумия физически.
— И что касается боли, здесь, да, ваша способность переносить и терпеть ее ни с чем не сравнима.
— А для некоторых еще и захватывающая. В этом плане мужчины похожи на любознательных мальчишек. Стоит им зацепиться за какую-нибудь идею фикс, вроде Оргасмис Виртх, и их уже ни чем не остановишь. Будут копаться, искать информацию, потом начинают ставить реальные эксперименты. И когда к своей мании исследования они подключают еще и женщину, их действительно нереально заносит. При чем они частенько забывают о том факте, что женщина — это не механический агрегат по извлечению нужного продукта при нажатии на ту или иную кнопочку. И что для достижения желанного эффекта требуется куда больше, чем нездоровое любопытство одного человека.
— Мы знаем, дорогая. Вы нуждаетесь в завышенном внимании и заботе, как и любое очень нежное теплично-комнатное растение, и даже намного больше. — в этот раз ладонь Алекса сжала пальцы супруги более крепким захватом, словно пытаясь через данный жест забрать у Дэниз часть выходящих из-под ее контроля эмоций.
Если он и в самом деле наложил на нее епитимию в качестве недельного воздержания — не прикасаться к своему супругу по личной инициативе все эти дни, то этот запрет явно и никоим образом не распространялся на самого Рейнольдза. И как видно, подобными изощренными фишками любили пользоваться многие тематики, только тебе легче от этого не становилось, если не наоборот. Ты прекрасно видела и куда сильнее ощущала разницу — слишком несопоставимую и не вписывающуюся в твои личные переживания. Твоя боль была настоящей, режущей и оставляющей реальные, едва не физические ноющие шрамы. Ведь ты знала, что Он уже никогда в жизни не совершит подобного по собственной инициативе — не даст тебе не единой ложной надежды на что-то большее, и уж конечно не станет играть с этим на публике.
Хотя, казалось бы, что тут такого, накрыть твою холодную ладошку пальцами, чьи силы и тепло способны влить в твою плоть и кости живительной эйфорией спасительного эликсира, пусть черного, пусть с примесью токсичных ядов, но именно она и позволяла тебе все это время держаться на плаву и поверхности — парить, а не падать… (или верить, что парить…)
Да, мог и знал, что может. Но не делал. И в этом была вся разница. Его наказания не были игрой — они настоящие, болезненные, бьющие точно в цель на поражение. И ты не испытывала того захватывающего экстаза-предвкушения в ожидании свершения уже вынесенного тебе приговора с тем ажиотажем и нетерпением, с коими возможно сейчас боролась в себе Дэниз Эпплгейт. Для нее это было возбуждающей игрой и азартом, для тебя — возбуждающим страхом и удушающей болью. И она никогда тебя не поймет… никогда… Вы слишком и совершенно разные. И именно последнее заставляет тебя удерживать дистанцию между этими людьми — самыми близкими друзьями Дэниэла Мэндэлла-младшего, такими же одержимыми тематическим голодом искушенными безумцами, как и он. Они всегда будут тебе чужими и чуждыми, чтобы при этом не говорили и не делали.
— Но такое понятие, как "душа" для вас всегда будет стоять на последнем и практически эфемерном месте, как нечто абстрактное и абсолютно непримечательное, тесно связанное с потребностями тела. Немногие из вас рискнут забраться в женскую голову и действительно попытаться разобраться, что там происходит…
— Боюсь с последним не справятся даже сами женщины, и особенно беременные женщины, — шутка, которая должна была привести к зарождению очередного конфликта была прервана своевременным появлением официанта.
— Кстати, я тут позволил себе небольшую смелость и заказал аперитив на свое усмотрение для всех. Но если кому-то он покажется не совсем уместным и не тем, чтобы он сейчас хотел… — Рейнольдз весьма изящно сменил тему разговора, пока каждому из вашей четверки вручалось по кожаной папке с сегодняшним меню и перед каждым набором тарелок, фужеров и столовых приборов с нужной стороны (кроме места, за которым сидела Дэниз) выставлялись коньячные бокалы, наполненные на одну десятую темно-янтарной жидкостью элитного напитка.
— Только ты мог выбрать на аперитив крепкий коньяк да еще и свой неизменный Реми Мартин, — но для Дэниз даже этого оказалось достаточным, чтобы высказаться в голос по данному поводу все, что она думала.
— Это ХО Ехселленсе, дорогая, самый мягкий и практический женский коньяк из этой марки. И я был уверен, что Дэн с данным выбором меня поддержит. Под вопросом находилась только Алисия, — взгляд Рейнольдза далеко не вопросительно на несколько секунд задержался на твоем лице, как бы "выискивая" подтверждение своим давно сформировавшимся утверждениям.
Нет, в его потеплевших глазах не было ни единого намека надавить или сделать что-то вопреки установленным правилам. Он придерживался четких границ, прекрасно осознавая, что данная территория закрыта для него навеки вечные, и он не сунется за красные флажки ни при каких обстоятельствах. Но ты все равно ощущала за этой холодной свинцовой дымкой заблокированных синих глаз не менее острые грани не менее беспощадных клинков — они никуда не девались, просто были на время спрятаны в "ножны". И в данный момент тебе позволяли любоваться их платиновыми лезвиями подобно самурайским катанам за экраном стеклянной тубы, вот только при любом раскладе они оставались все тем же смертельным оружием и скрытая в них опасность не потеряла своей былой угрозы ни на гранулу.
— Уверена, ваш выбор придется мне по вкусу не меньше, чем вам, господин Рейнольдз. И я не думаю, что несколько граммов крепкого коньяка должны как-то ухудшить аппетит. — странно, вроде не пила, откуда тогда столько смелости? Или ты впервые ощутила… стопроцентную защиту в тени сидящего рядом с тобой не менее опасного хищника?
Игры разума или вновь вышедших из-под контроля эмоций?
— Не забывая при этом о самом главном факте, что в его купаж входит 350 коньячных спиртов и это далеко не просто коньяк. А если вы снова назовете меня здесь или где-либо еще господином Рейнольдзом, я очень расстроюсь и обижусь, Алисия. Для друзей и очень близких знакомых я всегда только Алекс или Лекс. Так что с этой минуты желательно об этом не забывать. А тебе, дорогая, лучше не стоит так в открытую проявлять зависть к тем, кому можно употреблять алкогольные напитки. Пей свой гранатовый сок и наслаждайся дружеской атмосферой, устроенной тобою встречи.
Перед Дэниз действительно поставили высокий стакан, наполненный темно-вишневой жидкостью того самого гранатового сока. Хотела она или нет, но ей-таки пришлось проглотить замечание супруга и ощутимо сбавить обороты показательного недовольства. И на этот раз ты сумела и увидеть и почувствовать настоящую разницу до и после — кто на самом деле являлся главой в этой эффектной и весьма гармоничной паре. Никакой ощутимо изменившейся тональности в голосе Рейнольдза, как и ни каких-либо знаковых или выразительных жестов, всего лишь "легкое" замечание-совет. И ты уже сама готова откусить себе язык, если вдруг забудешься и не назовешь его по имени. Но в этом-то и проблема, ты его видела и знала за все прожитое в Леонбурге время не больше двадцати-тридцати минут. Вернее, ты совершенно его не знала, как и его очаровательную супругу.
ebooksa