В любви и боли. Противостояние. Том второй

22
18
20
22
24
26
28
30

— На все четыре стороны и с превеликой радостью, — на этот раз мою глазную сетчатку резануло белозубой улыбкой сытого хищника, который спокойно мог свернуть мне шею всего за пару быстрых движений. — Ну, же, Дэнни. Девочка уже вся извелась и истомилась, не заставляй ее так мучатся от ожидания, не будь таким бездушным садистом.

Наверное, только Алексу были свойственны такие изощренные методы с играми чужого разума. После его последних слов меня раздирало только от двух несовместимых желаний — наконец-то его послать или рассмеяться. Может как раз последнее мне и позволило на какое-то время расслабиться и принять без особого внутреннего противостояния его далеко не разумное предложение. Взять из его руки этот… чертов флоггер, сопротивляясь лишь собственным ощущениям при соприкосновении с плетеной поверхностью жесткой и достаточно увесистой рукояти. И как бы там ни было изначально, хотел я этого или нет, но оно оказалось куда сильнее всех моих моральных принципов и скептических предубеждений.

Говорят, в каждом человеке, а в мужчине и подавно, заложены гены воина-защитника и завоевателя и далеко не на подсознательном уровне. Это инстинкт, который невозможно вытравить даже десятью поколениями абсолютно пассивных, мирных предков. Достаточно твоим пальцам соприкоснуться с оружием, и ты неосознанно (пусть по началу и не совсем уверенно) обхватываешь его основу всей ладонью, чувствуя на своей коже куда больше, чем тяжесть холодного металла или мертвого дерева. Это действительно прошито в тебе на генном уровне, как будто ты всегда знал, как правильно надо ухватиться за рукоять и как развернуть кисть с запястьем, чтобы ощутить в полную меру все заложенные возможности со скрытым потенциалом слившегося с твоей рукой орудия.

Я по любому почувствовал намного больше, чем хотел себе в этом признаться… испытав тот самый подсознательный инстинкт, который сработал мгновенно, стоило только моим фалангам дотронуться до ручки флоггера. Я захотел опробовать его…

Неужели Алекс был прав? И почему я никак не могу разделить эти реальности… вернее не хочу. Ведь это все равно невозможно. Тебя здесь нет, я иду в сторону девушки, которую вижу впервые в жизни и не хочу о ней ничего знать, как и делать что-то не свойственное своей натуре. Тогда почему с такой легкостью соглашаюсь на эту авантюру? Мне настолько трудно сознаться самому себе, что я не просто хочу наблюдать и чувствовать твою фантомную реакцию… я хочу увидеть больше, сделать больше… ощутить тебя по настоящему, в живую.

— …Не переживай, она ничего не видит и не слышит. И старайся не напрягаться во время нанесения ударов. Просто расслабься, почувствуй каково это — стать одним целым с плетью и даже с тем, с чьей кожей сливаются хвосты флоггера… И, главное, не бояться ошибиться. Никто не безупречен, даже многолетние практики… Первые удары никогда не бывают идеальны, но они нужны, чтобы привыкнуть и настроиться на нужный темп с общей волной, как и прочувствовать саба.

— Разве для это не нужны предварительные тренировки? — не помню, как поднялся, когда и как дошел до кресла с распятой Амелией, как застыл у его изножья всего в нескольких футах, неосознанно сжимая сухой, едва дрожащей ладонью рукоять флоггера. Как смотрел на саму девушку, с трудом соображая, что вижу ее… ее точеную фигурку, ее раскрытые от волнения и учащенного дыхания губки, вздрагивающий и волнующийся при глубоких вдохах-выдохах плоский животик… ее пульсирующую жилку на обнаженной шее, сотрясающую визуальной дрожью чуть ли не всю поверхность покрытой мурашками кожи на всем теле. Она уже несколько минут лежала привязанная к этому изощренному орудию пыток, а продолжала волноваться так, будто все это время находилась под сильнейшим воздействием чьих-то слов и прикосновений (хотя и это тоже не далеко от истины).

Хотел ли я чувствовать ее? Боже мой, конечно нет. Я и не смогу. Я даже не уверен, что сделаю хотя бы первый удар… пусть интуитивно и тянусь за движением собственной руки уже приноровившуюся к весу многохвостки. Может мне и в самом деле хочется это сделать и не только из-за возможности поскорее с этим покончить и уйти отсюда раз и навсегда… Находиться так близко от данной грани, чувствовать ее нарастающую пульсацию с тонким шипением в расслаивающемся сознании и буквально уже соприкасаться с этим физически, всего в нескольких микронах от тебя в себе… Если я переступлю и войду в эту глубину, я же не смогу потом остановиться… Как я остановлюсь, чувствуя тебя сильнее, чем кого либо другого в этой комнате? Я же хочу этого больше жизни и смерти.

— Это не кнут, и не серьезная плеть, так что для первого раза вполне должно проскочить. И тем более я даже более чем уверен в твоих скрытых талантах и нереализованном потенциале. Все находится в тебе, это уже часть тебя, Дэн, хочешь ты того или нет. От этого не спрятаться и его не вырежешь из себя хирургическим путем. Расслабься, слейся с этим сознанием и телом и… выпусти, через удары, через взаимодействие твоей силы и раскрытой слабости саба. Спешить никуда не надо. Для начала можешь опробовать на своей руке, хотя и не принципиально… Проведи хвостами по выбранному участку ее кожи, дай ей почувствовать и снять первые спазмы напряжения от затянувшегося ожидания… она должна почувствовать уже другой прилив предчувствия и… волнения…

"Начни с игры и закончи сладкой болью…" — господи… как близко. Всего в ничего. Так бояться и так хотеть, буквально до головокружения и желания сделать действительно что-то неконтролируемое, выходящее за пределы здравого понимания, на чистых инстинктах и рефлексах… вслушиваясь в твое дыхание, в твой стук сердца и реакцию твоего тела…

Я действительно это сделал?.. делаю?.. Веду полосками мягкой кожи по бедру Амелии, по выступу косточки таза, животу, ребрам, солнечному сплетению, пока сам медленно обхожу кресло с ее распятой фигуркой и наблюдаю, едва не в трансе, за ее ответной реакцией… Да, мы с ней ограничены целой пропастью, и я никогда не прикоснусь ни к ее сердцу, ни к ее доверчивому разуму, такому хрупкому и наивному и поэтому столь для меня чуждому, почти токсичному и неприемлемому. И я никогда не приму ее ощущений и вызванных моею рукою желаний на свой личный счет, никогда их не почувствую и не соберу тонкими нитями алой боли в свою персональную коллекцию будущих побед. И сейчас я вижу так глубоко и ясно не ее волнение, не ее остановку сердца с обомлевшим дыханием… не к ее горлу прикасаются мысленно мои пальцы, оплетая нежным захватом более бледную и тонкую шейку… и не она втягивает немощным всхлипом глоток моего кислорода из моих легких в свои под давлением моей ладони… И я действительно прекрасно знаю и чувствую, что и как надо делать… делать это с тобой… с моей любимой сладкой девочкой…

Сколько надо пройти шагов, пропустить сердечных ударов и совершить полноценных вздохов, чтобы переступить эту грань, осознать и испытать всеми глубинами надорванной сущности насколько это все в тебе живое, сильное и реальное… насколько реальна ты сама и все то, что казалось когда-то недосягаемым и невозможным. Увидеть и прочувствовать то, что в принципе нельзя? Сшить, стянуть в одно целое прошлое, настоящее и будущее, слиться с тобой в безумном ритме наших сердец, дыхания, чувств и импульсов через непреодолимое расстояние канувших в небытие лет, пережитых мгновений и эмоций, которые все это время были единым и неразрывным, были нами — одной живой пульсирующей красной линией нашего единого сердцебиения.

Да, это была ты и только ты. И пусть хоть кто-нибудь попробовал бы убедить меня в обратном. Ты и ожившая черная материя спящей бездны… эпицентра нашей еще не мертвой Вселенной…

Я знаю, моя девочка, потому что только я могу ТАК тебя чувствовать, мгновенно пьянеть только от соприкосновения твоей и моей кожи, ощущать ее нежную прохладу или воспаленный жар в сладких волнах окутывающей эйфории, глубже, чем это вообще возможно. Я знаю, как… знаю, как к тебе прикасаться, как усиливать или ослаблять давление своих пальцев, губ и языка на всех участках твоего тела, самого эрогенного и чувственного, реагирующего такими несдержанными ответными желаниями только на мое физическое и ментальное воздействие… Бл**ь, я даже чувствую, как ты спускаешь и течешь, даже не дотрагиваясь к тебе там… И ты хочешь только меня, ждешь только меня… дышишь только мной…

Господи… я чувствую это, ЧУВСТВУЮ ТЕБЯ. До нестерпимой боли, до агонизирующей остановки сердца.

Да… всего лишь легкий удар, или вернее дразнящий шлепок, с последующим скольжением полосок кожаных хвостов по всему изгибу руки. Амелия вздрогнула скорей от неожиданности, чем от того, что почувствовала. Ее сейчас крыли такие приливы зашкаливающего адреналина, что порежь я ее настоящим скальпелем, она бы и тогда ничего не осознала и не ощутила… Зато я знаю, как чувствуешь ты… Как всхлипываешь, задерживаешь дыхание и… ждешь… ждешь моего последующего действия… моего прикосновения или усиливающегося сжатия пальцев на твоем горлышке с одновременным ударом флоггера по животу наискосок… И его полосы действительно соскальзывают щадящими (пока) мазками по твоей пока еще бледной коже продолжением моих кончиков пальцев. Я ощущаю их ласковое движение по твоему телу, как если бы сам оставлял все эти немеющие отпечатки собственной рукой: и их томительную негу, и силу захлеста, вложенных моей ладонью в новый удар почти неосознанно и спонтанно по ребрам твоей груди под ключицами.

Ты выдыхаешь громче, не успев задержать дыхания или больше не в состоянии контролировать свое тело, а может просто не хочешь. И тебе мало… ничтожно мало, как и мне, едва не до слез и дикого желания разрыдаться и взмолиться.

Я знаю, моя ласточка, как и то, что это только начало? И я действительно могу и хочу дать тебе куда больше… намного больше… утопить тебя в этом… в этой сладкой красной эйфории, в своей исполосованной грубыми шрамами и рубцами черной любви… Вшить тебе их под кожу с каждым ударом, расписать красными нитями живой пульсирующей истомы и откровенного вожделения по всей поверхности эпидермиса, еще глубже. Болезненной отдачей ментолового холода в нервы, в кости, в сжимающиеся мышцы сердца… Растворить осколками одержимого исступления в кипящем токе крови, в венах, артериях, наполнить тебя этим всю, до краев… своей болью, наполнить собой, своим чистым безумием и пережитыми мгновениями нашей разлуки… Чтобы ты пережила все это сама, прочувствовала, впитала, выжгла физическими шрамами в сознании и в самом сердце и… попросила еще.

Впиться пальцами в твою кожу на спине, оставляя наливающиеся красным алым линии по всему стану от копчика и до шеи, вбирая в собственную руку твою ответную дрожь, воскрешая в памяти и на рецепторах нежный рельеф твоего гибкого тела, нещадно захватывая спутанные пряди золотой гривы у самых корней волос в сжавшийся кулак на затылке, над шеей… Направляя твой взгляд на себя в свои глаза. Бл**ь. Я хочу это увидеть. Прямо сейчас… после стольких лет персонального чистилища. Я должен… должен это увидеть, должен это почувствовать. Заглянуть туда, куда был закрыт доступ для кого угодно, только не для меня.

Более ощутимый удар, сладкой вибрацией в ладонь, зудящей спиралью по пальцам и обратно… Сколько я их уже сделал, отмеряя следующий и очередной захлест с каждым разом четче и глубже, почти не чувствуя напряжения в интуитивно расслабляющейся кисти руки? Алекс был прав. Мне не надо было даже смотреть в его сторону, чтобы прочесть в его взгляде одобрение и убедиться насколько я был близок к правильной постановке нанесения ударов и какие ощущал возможности раскрывающихся передо мною перспектив. Нравилось ли мне все это, погружаться еще дальше, еще ниже… пропускать через пальцы и сознание затихающие вспышки удушающей боли и направлять ее ток в твою кожу, в твою кровь?