Ошибка Пустыни

22
18
20
22
24
26
28
30

– Негусто. Мне казалось, у женщины должно быть больше вещей. Учти, я не беру на себя обязательства по твоему содержанию. Только кров и пища. И знания.

– Знания, использованные должным образом, дают Мастеру Смерти все необходимое для жизни и для удовольствия, – повторила Лала слова учителя Шая.

– Верно. Посмотрим, что они дадут тебе. Дрома можно поставить к моим, отведи! – Шойду небрежно кивнул Шурну. – А ты, сестра, следуй за мной. И не спускай глаз со своего анука. Мои соколы не любят змей.

Едва Лала вошла в соколятню следом за Шойду, внутри поднялся страшный переполох. Соколы свистели, пищали и чирикали, возмущенно махали крыльями, подняв в воздух пух и тонкую пыль из высохшего помета. Лала поморщилась, чихнула и огляделась. Из покатых стен купола торчали вмурованные жерди, тонкие и толстые, ровные и кривые. На них, удерживаемые легкими цепочками, переминались с лапы на лапу более десятка соколов. Мелкая сеть отделяла часть помещения, и за ней Лала различила сложенные из камней гнезда, в которых виднелись возмущенные головы соколиц-наседок. Свет проникал в купол из одного большого круглого окна под самым верхом. Запах был несравненно лучше, чем в птичниках Небесного Ока, но все равно раздражал горло и грудь.

– Привыкнешь, – усмехнулся Шойду и протянул руку подлетевшей птице.

И тут Лала забыла, что хотела чихнуть еще раз. Сокол пробежал по руке и подобно ласковой кошке потерся головой о щеку Шойду. Мастер улыбнулся и погладил сокола по голове. Перед Лалой стоял совсем другой человек – добрый, ласковый и счастливый. Пока она удивлялась этой перемене, птичий гомон постепенно затихал, и вот уже осталось только еле слышное попискивание сокола на плече Шойду.

– Это Эржи, моя любимица. Лучшей птицы еще не рождала Пустыня, – гордо сказал Мастер-соколятник.

– Красивая…

– Красота для соколов не главное. Я знал птиц наряднее Эржи. Но ее скорость, ум и преданность делу заставляют меня слезно сожалеть о том, что век соколов короток.

Эржи вдруг пискнула, метнулась к Лале и быстрее, чем люди смогли моргнуть, вцепилась когтями в ее правый рукав.

– Змей! Осторожнее! – заорал Шойду, причем неясно, кого предостерегал: Лалу или свою птицу.

Анук под тканью мгновенно раскалился так, что теперь от боли закричала Лала. Не соображая, что делает, она с такой силой смахнула сокола с руки, что Эржи, хоть и держалась когтями за плотную материю плаща, пернатым ядром отлетела в стену и осталась лежать на полу. Птичий гвалт поднялся с новой силой, а Шойду с рыком отчаяния кинулся к Эржи. Но не успел он взять птицу, та очнулась и с воинственным писком побежала к Лале, волоча крылья. Остальные соколы исступленно пытались порвать цепочки, и даже те, что сидели на гнездах, теперь бились в сеть, стремясь прийти на помощь Эржи.

– Вон! Если жизнь дорога, вон отсюда! – Шойду всего перекосило, вместе со словами изо рта вылетали капли слюны.

Шипя от боли в обожженной руке, Лала выскочила наружу и захлопнула дверь так, будто за ней беснуется призрак капитана Ростера. Тик соскользнул с ее руки, и только теперь она заметила прореху на рукаве и царапину на золотистой шкуре анука. Рана змееныша не казалась опасной, а вот покрытое волдырями запястье Лалы нужно было лечить. Пока она дула на руку и раздумывала, как найти Шурна с ее пожитками, из купола вышел Мастер Шойду. Он был без капюшона, а в косах застряли мелкие соколиные перья. Шойду уже открыл рот для гневной отповеди, но увидел ожог и проглотил первые слова.

– Как он это делает? – только и спросил он.

– Когда Тик пугается, он становится горячее огня.

– Тебе нужен лекарь.

– Я сама себе лекарь, – тяжело дыша, ответила Лала. – Просто надо найти мои вещи.

Мастер Шойду, не говоря ни слова, вернулся в купол, прикрыв дверь. Лала не успела оценить его странный поступок – он быстро вернулся с небольшим граненым пузырьком черного стекла.

– Вот. Мне помогает от грязных ран. Ожоги тоже лечит. – Шойду открыл пузырек и протянул Лале.