Темные празднества

По его молчаливому приказу мужчины отвязывают миссис Грир от стула.

– Отвезите ее в Ланкастерский замок, – приказывает им Раш.

– Прошу вас! – умоляет женщина. Связанные руки не дают ей вытереть слезы с лица. – Могу ли я в последний раз подержать своего сына?

К моему удивлению, Раш идет ей навстречу. Крики ребенка утихли. Я больше его не слышу.

– Я не взглянула на него, когда он родился. Боялась запечатлеть его в памяти, – признается миссис Грир, потянувшись к пеленкам, чтобы их развернуть.

– Это причинит вам больше вреда, чем пользы, – мягко предостерегает ее Раш, после чего теряет интерес к миссис Грир и ее мольбам, выхватывая у меня из рук стенограмму.

– Хочу сделать копию, – объясняет он, когда я пытаюсь ему возразить. – Я вычеркну заявления ведьмы о мистере Ингреме и Томасине. Это клевета.

– Согласен, – к явному неудовольствию Клементса отвечает Уилл.

«Неужели он делает это из добрых побуждений?» – задумываюсь я, наблюдая, как на лице Раша на мгновение возникает выражение облегчения.

Впрочем, я быстро осознаю, что в этом поступке нет ни капли милосердия. Ингремы – это угол, из которого тянется паутина, сплетенная Рашем. Он совсем не хочет, чтобы все, что он так долго создавал, разрушилось из-за обвинений в супружеской измене и колдовстве.

Глава двадцать седьмая

– Завтра будет еще одно расследование, – сообщает мне Уилл.

После сегодняшнего допроса Клементс принял приглашение Раша вместе выпить в честь победы. Сославшись на позднее время, мы с Уиллом поехали обратно в поместье Кэрью.

– Я возьму себя в руки, – заявляю я ему, пока мы заходим внутрь. – Мне не хочется есть, – говорю я слуге, когда тот предлагает нам ужин, – лучше вместо этого приму ванну. – К моему облегчению, Уилл не пытается меня отговорить, и я спешу в свою спальню, чтобы отвлечься от событий последних двух дней.

Кто-то был у меня в комнате. В воздухе чувствуется пряный аромат нарцисса. Этот запах принадлежит Грейс. Девушка прикасалась и к моему постельному белью, и к моей дорожной сумке, и к моему дневнику. Она хочет спровоцировать конфликт, возможно, чтобы понять, легче ли на меня надавить, чем на Уилла. Я проверяю книжную полку. Книга благословений и узелок Фрэнсиса все еще спрятаны внутри увесистого тома. Не буду высказывать ей своих подозрений… По крайней мере пока.

Я так сосредоточен поисками того, что могло пропасть из комнаты, что не сразу замечаю письмо, лежащее на моем столе. Бросив на пол шелковую нить, которой было прошито послание, я открываю его и вижу, что на нем нет ни слова, кроме инициалов «Альтамия Х.», написанных в верхнем углу, и вложенной внутрь веточки рябины, которую я отказался брать у нее тогда, в Йорке. Я сжимаю ее пальцами. Нет, я не достоин ее уважения. Опустившись в кресло, я пишу ответ:

Дорогая Альтамия,

Вы снились мне каждую ночь с тех пор, как я покинул Йорк. Единственной женщиной, которая мне когда-либо снилась, была моя мать. Потеряв ее, я превратился в Орфея. Я шел по жизни, не в силах двигаться вперед, потому что часть меня всегда жаждала оглянуться… Пока не появились Вы.

Когда я уехал из Йорка, у меня возникло ощущение, что лучшая часть меня так и осталась рядом с Вами. Если бы Вы на меня сейчас взглянули, я бы провалился сквозь землю. Вы бы даже не узнали то, что от меня осталось. Это – моя худшая сторона, от которой любой человек отшатнулся бы, впрочем, Вам, уверен, удалось бы быстрым и точным движением ее прижечь.

Пишу Вам в разгар расследования дела о колдовстве. Недавно мы с другими охотниками на ведьм вторглись в дом миссис Грир, привязали ее к стулу, гоняли ее по комнате и угрожали пытками. Мы сказали ей, что не оставим ее в покое, пока она нам во всем не признается.