Пока мужчины смеются, с восторгом глядя на свои новые игрушки, я шепчу ей на ухо:
– Мадам, вы не должны им уступать. – Она смотрит на меня, и в ее глазах я вижу ненависть, смешанную с надеждой, которая умирает, когда Раш начинает перебирать свои инструменты. – Вы должны это выдержать, – говорю я ей. – Хуже уже не будет.
Уилл вмешивается, чтобы настоять на том, что мне пора передохнуть. Раш неохотно соглашается меня заменить, и я снова отправляюсь за стол. Это позволяет мне смотреть на все происходящее более отстраненно, и все внутри меня переворачивается от того, насколько это меня успокаивает. Ноги миссис Грир шаркают по полу, пока мужчины гоняют ее туда-сюда.
– Я услышал мышиную возню. Возможно, это ее фамильяр! – заявляет Генри, а затем замолкает, опираясь на миссис Грир, с трудом выдерживающую его вес. Стерев пот с лица, он оглядывает комнату в поисках одобрения. Не найдя его, он еще крепче сжимает плечо женщины.
– Ты просто устал, – беззлобно говорит Раш. – Ее фамильяры появятся, лишь когда она их призовет.
Клементс и Раш не собираются бегать по дому, поэтому снова привязывают миссис Грир к стулу. Мы ждем в полной тишине, и единственным звуком становятся щелчки, которыми одаривает женщину один из наблюдателей каждый раз, как она начинает опускать веки. В комнате становится темно. В то время как миссис Грир слабо освещена окружающими ее свечами, мы превращаемся в темные силуэты. Я ужасно устал, но щиплю себя, чтобы не уснуть и засвидетельствовать все происходящее.
Уилл бросает на стол ломоть хлеба.
– Я не голоден, – говорю я, взглядом давая ему понять, что не собираюсь есть, по крайней мере пока с миссис Грир будут так обходиться в ее собственном доме.
– Я съем, – говорит Сэмюэл.
Я потираю уши.
– Отдайте хлеб коту, – бросаю я. – Если не хотите покормить женщину, то хотя бы дайте поесть ее питомцу. Он проголодался.
Уилл начинает крошить хлебную мякоть, однако улыбка на лице Раша говорит о том, что я ошибся.
Он стучит тростью о пол.
– Ее бесы где-то затаились. Осмотрите каждую щель и каждый уголок.
– У нее нет домашних животных, – шепчет мне Уилл, и в его глазах на мгновение появляется страх прежде, чем лицо снова принимает сдержанное выражение. Грейс. Какими бы ни были ее отношения с Рашем, она рассказала ему достаточно, чтобы он стал относиться ко мне с настороженностью. К ужасу миссис Грир, мужчины начинают выламывать половицы вокруг нее прежде, чем отправиться в комнаты в задней части дома.
– Прекратите! – кричит она, и ее всхлипывания растворяются в скрежете металла. Раш и Клементс вместе с наблюдателями возвращаются в комнату. Все они перемазаны в пепле из погасшего камина, а Клементс прижимает к груди спеленатый сверток. Эта песня меня никуда не тянет. От мертвого ребенка не осталось ничего, кроме слабого аромата, тонкого ощущения, выскальзывающего из моих пальцев, словно шелк.
Генри выходит из дома, и я слышу, как его выворачивает во дворе. Остальные наблюдатели с побледневшими лицами сидят в углу, пока Клементс кладет ребенка к ногам женщины.
– Чье это дитя? – спрашивает он.
Миссис Грир отрицательно качает головой. Этот малыш – плоть от ее плоти. Его смерть связана с ней. И сам ребенок, и то, что осталось от его песни, настолько слабы, что я не могу понять, был ли он мертворожденным или его жизнь оборвалась почти сразу после появления на свет.
Воспользовавшись самым безобидным оружием из своего арсенала, Клементс опускается на колени рядом с миссис Грир. На его лице – почти ласковое выражение.