Он держался долго – держался все часы собрания, не показывал усталости, незнания и страха, и только после, когда посол Элвы вышла последней, а в зале остался только Джинн, Киллиан сорвался.
Стиснув зубы, великан прорычал ругательство и со всей силы опрокинул мраморный стол, мгновенно расколовшийся на множество кусочков.
Киллиану казалось, что вместе с этим треклятым столом раскололся и он сам.
Тяжело дыша, великан рухнул на стул, всегда стоявший во главе стола, где и подобало сидеть настоящему королю, упер локти в колени и вцепился в свои жесткие черные волосы. Серебряный венок, символ власти, со звоном упал на пол и покатился в сторону. Киллиану было плевать.
Пусть все горит синим пламенем. Он слишком устал, чтобы пытаться что-то контролировать.
– И как только ты сразил оленя Инглинг?
Киллиан вскинул голову и уставился на открытые двери, ведущие на балконную площадку. Там, бесцеремонно развалившись на каменных перилах, сидел Катон, крутивший в руке начищенный до блеска кинжал.
– Жалкое зрелище, – презрительно скривившись, бросил он.
– Убирайся! – рявкнул Киллиан, подскакивая на ноги. – Убирайся, пока я не убил тебя!
– А это идея! Попробуй убить меня или хотя бы ранить. Узнаем, действительно ли моя клятва с твоим драгоценным Третьим еще в силе. Ну как? Рискнешь?
Киллиан был слишком слаб и растерян, чтобы рисковать, хотя желание свернуть Катону шею не ослабевало ни на секунду. Он заявлялся в Омагу все чаще и, казалось, делал это исключительно от скуки. Новых сведений об угрозах для них всех не было и не было Третьего, способного заставить Катона искать то, что им нужно. Вместе с Джинном Киллиан, наверное, смог бы попытаться надавить на вождя Дикой Охоты, но только не сейчас, когда король великанов пытался хоть как-то собрать себя по кусочкам, а Джинн видел и слышал то, чего не понимал.
– Ты ведь знаешь, что не создан для власти, – продолжил Катон, широко и ядовито улыбаясь. – Просто признай это и передай управление Омагой тому, с кем я смогу хотя бы говорить нормально. Ты, очевидно, только и можешь, что ломать мебель.
Киллиан мог не только это. Он мог свернуть шею или вырвать хребет голыми руками, мог отсечь голову, не моргнув и глазом, и скормить врагу его же пальцы, но сейчас это казалось таким далеким и бессмысленным. Что толку от его жестокости, которую великан всегда проявлял к тем, кто стоял на пути, если за спиной у него никого не осталось?
Розалия. Жозефина. Роланд. Алебастр. Гвендолин. Гилберт. Даже Мария, еще не успевшая стать частью рода Лайне. Теперь и…
– Изменений нет, – холодно произнес Катон, после чего, крутанув кинжал еще раз, растворился в тенях, охотно отозвавшихся на его древнюю магию.
Для Киллиана эти слова были сродни острию в сердце.
Он почувствовал, что ноги уже не могут удерживать его, и оторопело посмотрел на стоявшего поодаль Джинна. Маг держался значительно лучше и позволял себе показывать слабость лишь в моменты, когда неизвестная сила атаковывала его изнутри. В остальное время Джинн оставался собранным, серьезным, внимательным. Таким, каким и должен быть посол мира, странствующий между городами и крепостями.
После исчезновения Третьего Джинн стал самым сильным магом Диких Земель, и его присутствие и внимание требовались в нескольких местах сразу.
– Изменений нет, – тихо повторил Киллиан, скорее зная, чем слыша, какой хриплый и безжизненный у него голос. – Четыре месяца, а изменений все еще нет…
– Если бы Третий погиб, его клятва с Катоном бы перестала действовать, о чем он тут же сообщил бы, чтобы продемонстрировать свою силу, – быстро проговорил Джинн. – Еще есть надежда.