Лучшая фантастика

Мы смотрим на океан сквозь дыры, на месте которых когда-то были стены. Мы крадемся по дому, с того момента, когда мы приходили сюда в последний раз, он еще сильнее наклонился к воде и все настойчивее упрашивает ветер предать его опустевший остов морю.

Вэрил стоит и наблюдает за всем в одиночестве. Она молчит. Она больше всех скучает по Лиллит.

Мы с Маммой собираем в корзины петли и ручки от дверей, щеколды и замки. Люди коллекционируют их как память. На некоторых написаны названия разных штормов: "Кучевой" – из-за которого в ушах начинает звенеть, а затем барабанные перепонки взрываются; "Горечь" – во время этого шторма ветер дует, не переставая, пока не сметет всех, кто станет у него на пути.

– Она изучала их ради нас, Мамма, – шепчу я, держа в руке украшенную вышивкой занавеску. Мои пальцы скользят вдоль нитей, превращая стежки в перечень всего того, что мне особенно не достает без Лиллит: ее смеха, ее упрямой манеры замирать на месте, ее почерка. Того, как она каждое утро причесывала мне волосы и никогда не дергала их, в отличие от Вэрил, которая расчесывает меня теперь.

Мамма больше не шикает на меня. В ее глазах все время стоят слезы.

– Сайла, я помню, что до появления штормов иногда по полдня светило солнце, а небо было голубым. – Она кашляет и кладет серую ленту мне в корзину. – По крайней мере я помню, как люди рассказывали о голубом небе.

На мне платье, которое когда-то носила Вэрил; оно из джинсы и тоже когда-то было голубым: светло-голубым, когда принадлежало моей сестре; темно-синим, когда оно еще служило длинным плащом Мамме.

Теперь на его сером корсаже вышиты ветра, но не штормы. Вэрил накладывала стежки. Белыми закрученными нитками там вышито: фелраг, мистраль, лиллит, фён.

Корзина, что у меня в руках, сплетена из серых и белых веточек, обычно я ношу в ней белье, которое нужно постирать. Но сегодня в эту корзину я складываю сокровища. Мы собираем все, что оставила нам погода.

Мамма вскрикивает, когда, приподняв половицу, обнаруживает перечень штормов, выгравированный на медных дверных петлях.

Мы уже находили списки прежде: они бывали наколоты булавками на краешках книжных страниц или вышиты крошечными стежками по краям занавесок, но нам еще ни разу не попадались такие подробные. Они отлично продаются на рынке, ведь люди считают такую покупку большой удачей.

А были времена, когда, успев произнести название шторма (если ты мог назвать имя шторма), тебе удавалось ненадолго приручить его. Победить.

Если только он не настигал тебя прежде.

Поэтому чем больше названий в таком списке, тем более везучими ощущают себя люди.

Мы никогда не продадим первый перечень Лиллит. Он – наш.

После того как Лиллит уходит, я тоже пытаюсь давать штормам имена.

Слишкоммноговопросов: этот шторм по большей части для младших сестер. С ним невозможно совладать.

Слишкоммногослишкомбыстро: этот шторм иногда становится настоящим бедствием для матерей. Приносит тортики, чтобы утешить, и помогает наводить и поддерживать порядок.

Уход: этот шторм налетает, принося с собой облако пыли и смятение, а после него все обесцвечивается, становится безликим. Приготовьтесь запереть двери на засовы, и тогда вы не потеряете то, что хочет быть потерянным.

Когда я тихонько пробираюсь в Клиффуотч, чтобы увидеть сестру, у нее вместо волос дождь, а вместо глаз – ветер, но она все равно обнимает меня, смеется над моим списком и говорит, чтобы я не оставляла своих попыток.