Долгая навигация

— …А! — примирительно скажет минут через сорок рулевой. — Что матрос, что старшина. Матрос — народу ближе.

16

А закаты в то лето…

Тревожно холодные, чистые цвета текли, не сливаясь, над шершавой, темной водой, — не хватало таланта и сил удержать, наглядеться, запомнить… Голубые, лимонные, алые, словно замкнутые в холодном стекле, вставали закаты над бухтой и черными строчками леса. Они заливали неожиданным, алым, зеленым светом надстройки, борта, смести грозили слабую паутинку штагов, мачт и антенн. Сигнальные пестрые флаги теряли осмысленность красок, слова превращались в труху. Огни кораблей пропадали в неистовой силе заката.

Простором владели горны.

Спуск флага. Взлетал над водами высокий, холодный и незамутненный звук…

До-о со-оль, соль… до соль, со-оль… и верхнее: до-о…

Долгий голос трубы.

Сильный, холодный, подолгу, широко разливающийся на одной высоте, чуть колеблющийся от собственной наполненности, голос трубы нисходил на корабли, на воду с предосеннего, гаснущего неба.

Требовалось усилие мысли и чувств, чтобы соотнести этот властный, печальный вечереющий голос с темной фигуркой, замершей на крыле мостика флагмана, фигуркой, поднявшей к небу трубу.

Этот голос и эта печаль принадлежали закатам.

— …Повестка, — сказал, услышав трубу, Назаров и бросил на кальки отточенный со штурманской безукоризненностью карандаш. Закрыл уставшие глаза и потер пальцами веки… — Накурили мы! Портик отдрай. И пошли на воздух!

Командир «полста третьего» и помощник командира, он же штурман, вышли на крыло мостика. Часов пять просидели они в штурманской рубке над лоцией, картами и кальками района Сорочьей губы. Луговской отработал там почти год; Назаров вел первую навигацию в этом море. Выйдя из духоты рубки на свежий вечерний воздух, незамедлительно закурили снова. Внизу тяжело лязгали двери. Прошмыгнул по трапам на мостик сигнальщик Синьков, завозился с фалами и быстро-быстро поднял до половины «Ответный вымпел». Поднялся на крыло дежурный по кораблю старшина Колзаков, прозвание Блондин, остановился, спокойно приложил руку к бескозырке:

— Товарищ командир, через пять минут спуск флага.

— Не препятствовать, — буркнул Назаров.

Блондин, с невозмутимым и несколько скучным лицом, означавшим, что шутки он понимает и ценить их умеет, повернулся, не опуская руки, кругом и, точно провалился сквозь палубу, скользнул по поручням вниз. На всякого рода информацию командир корабля отвечает двояко. «Есть» — говорит он, получая указания от начальства. «Добро» — отпускает он там, где требуется его соизволение. Но когда вахтенный сигнальщик исправно докладывает, что эскадренный миноносец за бортовым номером таким-то входит в гавань, и абсолютно не в воле командира разрешать или запрещать данному миноносцу входить, а сигнальщик докладывает потому, что так положено и что командир должен знать о происходящем кругом, то верный флоту и уважению к себе командир ответит: «Не препятствовать». Ответ приличествующий и, в свою очередь, достойный уважения; в переложении на простой язык он выглядит примерно так: «Спасибо тебе, братец, я и сам вижу, что входит, пусть себе идет; идет он по своим делам и с безусловного чьего-то разрешения, нам до него дела нет, равно как и ему до нас, и поэтому займемся спокойно своими делами, отвлекать командира данного миноносца ничем не будем, а снимаясь с якоря, чем мы, кстати, в настоящую минуту и занимаемся, будем помнить о том, что в гавань входит миноносец и что с нашей стороны было бы вовсе неприлично вылезти поперек его курса; спасибо, братец». Упрощенно говоря, ответ «Не препятствовать» означает, что информация принята к сведению, и удобен почти беспредельной множественностью оттенков и возможностей его применения. Иногда в море, на мостике, в ответ на доклад сигнальщика о том, что шквал идет или солнце заходит, можно услышать: «Не препятствовать».

Назаров посмотрел на кусочек чисто прибранной палубы, где только что стоял дежурный, поднял глаза на закат. Основные глубины, течения, господствующие ветра, береговые ориентиры, маяки и отмели, подходы к местам стоянок пестрым кругом плыли в голове, и в эту карусель замешалось досаждающее равномерное металлическое поскрипывание и повизгивание. Назаров сделал три шага в корму и остановился.

— А это что? Помощник! Подите сюда. Как это называть?

— Старшина первой статьи Дунай, — сдержанно объяснил Луговской.

— Что ты говоришь? — изумился Назаров. — Неужели? — И проворчал раздраженно: — Театр!..

— Работает, — так же сдержанно сказал Луговской.