Дочь королевы сирен

22
18
20
22
24
26
28
30

Но потом я понимаю, что для сирен нет никакой опасности, когда они находятся под водой. Ничто не может причинить им вреда. Ни один человек не может выжить под водой. Зачем тогда следить за приближающимися кораблями?

Но мои мысли улетучиваются, когда я сосредотачиваюсь на пении. Голоса переплетаются в настолько сложные мелодии, что ни один смертный не смог бы записать их на бумаге. Они притягивают меня, как прилив притягивает воду. Я пела в одиночестве всю свою жизнь. Всегда с определенной целью. Пение никогда не было чем-то, чем я занималась бы только ради удовольствия. Особенно когда окружающие боялись, что я их очарую. Не моя команда, конечно, а люди моего отца.

Я следую за звуком, наслаждаясь каждой нотой. Но в мелодии не хватает одного аккорда. Место, которое нужно заполнить. Прежде чем я осознаю, мой голос заполняет пробел, выбрасывая строку нот, которые идеально сочетаются с голосами других сирен.

Мои мышцы гудят от синхронизации. Музыка становится громче, когда я приближаюсь, огибая коралловый риф.

И вот они. Их сотни, но я с трудом могу понять это, пока мое горло не выдает последнюю ноту, удерживая ее, позволяя ей заполнить пространство вокруг меня.

Как пламя, облитое водой, музыка обрывается. Сирены поворачивают головы в мою сторону, отчего развеваются их длинные, густые волосы. Кремово-коричневые. Желтые, пронизанные солнцем. Чернильно-черные.

В центре сирена с волосами цвета пламени возвышается над остальными.

– Наконец-то ты вернулась домой, – говорит мама.

* * *

На поверхности мне могло бы показаться странным, что они не носят одежды. Но здесь, внизу, все это имеет смысл. Мы не мерзнем от морской воды. Здесь нет суровой погоды или экстремальных температур, от которых необходимо защититься. Не от кого скрывать свою наготу.

У старших сирен, включая мою мать, в волосах нанизаны ракушки. Я замечаю, что у моей матери их больше всех. У зрелых сирен нет морщин возле глаз или каких-либо других признаков возраста, но в них есть что-то, что дает понять – они старше. Что-то, что я скорее чувствую, чем вижу.

Дети сирен – я никогда раньше даже не задумывалась об их существовании – остаются на дне океана. Они скачут по песку, катаются по нему, напоминая мне человеческих детей, играющих в грязных лужах. Одна из них, увидев меня, сразу же плывет к сирене. Я предполагаю, что это ее мать. У них одинаковые золотые локоны.

Моя мать так отличается от той женщины, что я видела на суше. Раньше она была осунувшейся, слабой, едва способной стоять, теперь ее мышцы подтянуты, кожа гладкая и безупречная. Она – создание силы и красоты, не похожее на всех остальных. Их королева.

Когда мы снова встречаемся взглядами, она говорит:

– Здесь всегда чего-то не хватало. Теперь, когда ты вернулась, мы снова стали единым целым.

Она проплывает мимо остальных, чтобы приблизиться ко мне. Оказавшись прямо передо мной, она протягивает ко мне руки:

– Почему ты плыла так долго? Я ужасно скучала по тебе.

Я хочу быть осторожной с ней. Со всеми сиренами. Они – звери, безмозглые монстры, которые ни о чем и ни о ком не заботятся, кроме самих себя.

Но я не могу.

Не после того, что я чувствовала, пока пела. Здесь меня всегда ждали. Моя мать оставила место в песне для своей дочери, надеясь – нет, отчаянно желая, – чтобы я пришла и заполнила пробел.

– Я не понимаю, – говорю я ей. – Ты бросила меня. Ты ушла после того, как я освободила тебя. Почему?