Кинжал Клеопатры

– Отнюдь нет. Нигилисты верят, что жизнь бессмысленна. Я же вижу в ней смысл.

– Но верить в то, что все человеческие дела ограничиваются властью, – по мне, так сводится к нигилизму. Несомненно, любовь тоже входит в игру?

Карлотта добавила еще сахара в свой чай и размешала его.

– Я думаю, что ее важность сильно преувеличена.

– Как, должно быть, грустно у тебя на душе.

Карлотта улыбнулась.

– Подумай о вековой борьбе между мужчинами и женщинами. Наверняка ты согласна с тем, что мужчины обладают подавляющим большинством власти в нашем обществе. И, – продолжила она, – у нас есть только одна карта для игры с высокими ставками.

– Какая?

– У нас есть то, что им нужно. Это наш единственный источник власти над ними. – Элизабет опустила взгляд на свои руки, крепко сжатые на коленях. – Который они могут забрать, когда захотят, – пробормотала она, не сводя с них сурового взгляда.

Карлотта пристально посмотрела на нее, затем неуверенно усмехнулась.

– Ну да, но, если они не совсем порочны, им нужно наше согласие.

– Не стоит недооценивать число тех, кто, как ты выразилась, «не совсем порочны», – сказала Элизабет с оттенком горечи. Резко поднявшись, она собрала чайные принадлежности и отнесла их на кухню.

– Что случилось? – спросила Карлотта, следуя за ней.

Вместо ответа Элизабет принялась наводить порядок на кухонном столе. Ее руки дрожали, когда она мыла чайник.

– Я еще раньше почувствовала, что что-то не так. Пожалуйста, скажи мне, что случилось.

Элизабет опустила пригоршню столового серебра в горячую воду, чуть не ошпарив руку.

– Я бы предпочла перейти к другой теме, если ты не возражаешь.

– Как мы сможем стать близкими подругами, если ты настойчиво скрываешь от меня то, что тебя явно беспокоит?

Перегнувшись через кухонную стойку, Элизабет стиснула зубы.

– Кто сказал, что мы должны стать близкими подругами?