Письмо, вложенное между страниц
Здравствуй, моя дорогая Вики. Спасибо, что не сожгла мое письмо. Знаю, ты хотела, и у тебя было на то полное право. Но все же спасибо. Я, пожалуй, совсем не достойна твоей дружбы.
Мне жаль, что мы расстались вот так. Что ты увидела, что собой представляет мое служение матушке. Ты, наверное, думаешь, что я падшая женщина, но на самом деле все несколько сложнее. Я надеюсь, ты уделишь моим строкам еще несколько минут своего времени, чтобы я смогла кое-что рассказать.
Ты все еще читаешь. Спасибо, Вики. Я постараюсь не слишком тебя утомить.
Я родилась на севере, там, где холодное море, а мужчины все сплошь рыбаки. Мои родители рыбаками не были, по крайней мере я такого не помню. Я и лиц‑то их не помню, и имен. Я росла в необычной семье. Нас было около сотни человек. Детей тоже много, и почти никто из нас не знал, кто их мать, матери были общие. И отец для всех был един. Его звали Христос Федор, и все слушались его беспрекословно. Все батрачили, а заработки отдавали ему. Жили общинно и дружно. Но если кто смел ослушаться Христа Федора, то их наказывали.
Все дети ходили стриженые, пока не входили в возраст, когда можно присоединиться к общим радениям. Я, не поверишь, Вики, тоже до возраста ходила мальчишкой.
Но однажды нашу общину погнали с родных земель – Христос Федор повздорил с местным губернатором или кем‑то таким, я не знаю подробностей. Пришли городовые, и нам пришлось бежать из своих домов.
Мы долго скитались, пока не очутились в предместьях Москвы. Отец стал там другим. Он стал общаться с другими кормчими, Христами и Богородицами, более влиятельными, чем он сам. Оказалось, нас не так уж и много, есть общины крупнее. К тому же в скитаниях кто помер, а кто бежал.
Я в ту пору вошла в возраст и присоединилась к радениям. Это такие вечера общих молитв, где все переполняются благодатью. Но ежели кто принесет с собой грех и низкие мысли, они тут же охватывали всех и все предаются им. Христос Федор говорил, это чтобы мы поняли, как заразителен грех.
Потом Христос Федор заметил меня среди прочих и захотел приблизить к себе. Велел прийти к нему ночью, а я не посмела ему отказать. Ему тогда было уже шестьдесят, а мне только тринадцать. Но в его покоях со мной что‑то сделалось, что он не смог мной овладеть. Я упала и начала вещать. Он испугался.
Меня несколько дней продержали взаперти в какой‑то избе с земляным полом, без еды и питья. Все надеялись, что бесы из меня выйдут и я стану прежней.
Но я продолжала вещать – о кровавых годах, о чуме, войне и голоде, о красной земле и великом огне. Помню только землю подо мной и то, как стекала на нее моя слюна, да закопченный потолок.
В один момент все кончилось. В избу, впустив свет с улицы, вошла прекрасная женщина. Она подняла меня с пола, будто пушинку, и вынесла вон. Богородица Тереза выходила меня. Она вывела вшей, вылечила клоповые укусы и еще с дюжину болезней, о которых я и не подозревала.
Община Терезы распалась, или она сама ее распустила, а после увезла меня с собой в Европу. Откормила. Одела и обула. Выучила грамоте. Стала мне первой в мире настоящей матерью. А я платила и продолжаю платить ей покорностью. Пожалуй, это письмо – первое, в чем я пошла супротив нее.
Когда я стала лучше выглядеть, мы придумали мне новое имя – я сама нашла его в книге – и стали вместе проводить салоны. У меня уже не получалось вещать, но я очень старалась, чтобы не расстроить матушку Терезу. Наверное, в тот раз из меня вышло все, что мне дано было увидеть, и больше не возвращалось. Тереза быстро поняла это, но не разозлилась. Она научила меня, как и что говорить, чтобы все было как по-настоящему.
Правда, иногда я еще вижу вещие сны, но вызвать их по своему желанию не могу.
Когда ты ушла, я тоже увидела сон. Увидела знак.
Я взяла нож, пошла и вырезала его на двери твоей комнаты. Но не той, где ты спала, а той, где после твоего ухода умерла сотня бабочек. Ты задумывалась когда‑нибудь, что была для них богом?
На двери твоего кабинета теперь две ладони, месяц и крапива. Крапива в знак защиты, месяц в знак истины, а руки… Они мои, Вики, и они тянутся к тебе. Они молят о прощении.